Величие человека - в его способности мыслить.

Блез Паскаль

Блез Паскаль (19 июня 1623 - 19 августа 1662) - французский математик, механик, физик, литератор и философ. Классик французской литературы, один из основателей математического анализа, теории вероятностей и проективной геометрии, создатель первых образцов счётной техники, автор основного закона гидростатики.

Паскаль родился в городе Клермон-Ферран, французская провинция Овернь, в семье председателя налогового управления Этьена Паскаля и Антуанетты Бегон, дочери сенешаля Оверни. У Паскалей было трое детей - Блез и две его сестры: младшая - Жаклин и старшая - Жильберта. Мать умерла, когда Блезу было 3 года. В 1631 году семья переехала в Париж.

Блез рос одарённым ребёнком. Его отец Этьен самостоятельно занимался образованием мальчика; Этьен и сам неплохо разбирался в математике - дружил с Мерсенном и Дезаргом, открыл и исследовал неизвестную ранее алгебраическую кривую, с тех пор получившую название «улитка Паскаля», входил в комиссию по определению долготы, созданную Ришельё.

Паскаль-отец придерживался принципа соответствия сложности предмета умственным способностям ребёнка. По его плану древние языки Блез должен был изучать с 12-ти, а математику с 15-16-летнего возраста. Метод обучения состоял в объяснении общих понятий и правил и последующем переходе к изучению отдельных вопросов. Так, знакомя восьмилетнего мальчика с законами грамматики, общими для всех языков, отец преследовал цель научить его мыслить рационально. В доме постоянно велись беседы по вопросам математики, и Блез просил познакомить его с этим предметом. Отец, опасавшийся, что математика помешает сыну изучать латинский и греческий языки, обещал в будущем познакомить его с этим предметом.

Как-то раз, на очередной вопрос сына о том, что такое геометрия, Этьен кратко ответил, что это способ чертить правильные фигуры и находить между ними пропорции, однако запретил ему всякие исследования в этой области. Однако Блез, оставаясь один, принялся углём чертить на полу различные фигуры и изучать их. Не зная геометрических терминов, он называл линию «палочкой», а окружность «колечком». Когда отец случайно застал Блеза за одним из таких самостоятельных уроков, он был потрясён: мальчик, не знавший даже названий фигур, самостоятельно доказал теорему Евклида о сумме углов треугольника. По совету своего друга Ле Пайера Этьен Паскаль отказался от своего первоначального плана обучения и разрешил читать сыну математические книги. Отец дал Блезу Евклидовы «Начала», позволив читать их в часы отдыха. Мальчик прочёл Евклидову «Геометрию» сам, ни разу не попросив объяснения. Позднее, с помощью отца, перешёл к работам Архимеда, Аполлония и Паппа, потом - Дезарга.

В 1634 году, Блезу было 11 лет, кто-то за обеденным столом зацепил ножом фаянсовое блюдо. Оно зазвучало. Мальчик обратил внимание, что стоило прикоснуться к блюду пальцем, как звук исчез. Чтобы найти этому объяснение, Паскаль провёл серию опытов, результаты которых позднее изложил в «Трактате о звуках».

Собрания, проходившие у отца Паскаля и у некоторых из его приятелей, имели характер настоящих учёных заседаний. Раз в неделю математики, примыкавшие к кружку Этьена Паскаля, собирались, чтобы читать сочинения членов кружка, предлагать разные вопросы и задачи. Иногда читались также присланные заграничными учёными записки. Деятельность этого скромного частного общества или, скорее, приятельского кружка стала началом будущей славной Парижской академии.

С шестнадцатилетнего возраста молодой Паскаль также стал принимать деятельное участие в занятиях кружка. Он был уже настолько силён в математике, что овладел почти всеми известными в то время методами, и среди членов, наиболее часто представлявших новые сообщения, он был одним из первых. Очень часто из Италии и Германии присылались задачи и теоремы, и если в присланном была какая-либо ошибка, Паскаль одним из первых замечал её.

В 1640 году выходит первое печатное произведение Паскаля - «Опыт о конических сечениях». Родственники и приятели Паскаля утверждали, что

со времён Архимеда в области геометрии не было сделано подобных умственных усилий

Отзыв преувеличенный, но вызванный удивлением к необычайной молодости автора. Паскалю было 16 лет.

В это сочинение автор включил теоремы (доказательства не приводятся), три определения, три леммы и указал главы планируемого труда, посвящённого коническим сечениям. Третья лемма из «Опыта о конических сечениях» является теоремой Паскаля:

если вершины шестиугольника лежат на некотором коническом сечении (таковы окружность, эллипс, парабола и гипербола), то три точки пересечения прямых, содержащих противоположные стороны, лежат на одной прямой.

Этот результат и 400 следствий из него Паскаль изложил в «Полном труде о конических сечениях», о завершении которого Паскаль сообщил пятнадцать лет спустя и который сейчас отнесли бы к проективной геометрии. «Полный труд о конических сечениях» так и не был опубликован: в 1675 году его прочёл в рукописи Лейбниц, рекомендовавший племяннику Паскаля Этьену Перье срочно напечатать его. Однако Перье не прислушался к мнению Лейбница, впоследствии рукопись была утеряна.

Правительственные облигации, в которые Этьен Паскаль вложил свои сбережения, внезапно обесценились, и возникшие финансовые потери вынудили семейство уехать из Парижа.

В январе 1640 года семья Паскалей переезжает в Руан. В эти годы здоровье Паскаля, и без того неважное, стало ухудшаться. Тем не менее, он продолжал работать.

В Руане, куда прибыло семейство, Этьен Паскаль был назначен королевским специальным уполномоченным в Верхней Нормандии для налоговых сборов, которые требовали больших арифметических вычислений. В это время Блез готовился писать краткое изложение всех областей математики, но его отец постоянно требовал, чтобы сын помог ему в суммировании бесконечных столбцов чисел. Это создавало значительные проблемы молодому человеку и в то же время привело его к созданию концепции механического калькулятора.

В 19 лет, сформулировав свою концепцию, Блез Паскаль начинает разрабатывать различные модели калькулятора. И в 1645 году он изумил всю Европу своей усовершенствованной, рабочей моделью автоматического, механического калькулятора.

Машина Паскаля выглядела как ящик, наполненный многочисленными связанными друг с другом шестерёнками. Складываемые либо вычитаемые числа вводились соответствующим поворотом колёс, принцип работы основывался на счёте оборотов. Так как успех в осуществлении замысла зависел от того, насколько точно ремесленники воспроизводили размеры и пропорции деталей машины, Паскаль сам присутствовал при изготовлении её составляющих.

В 1649 году Паскаль получил королевскую привилегию на счётную машину: возбранялись как копирование модели Паскаля, так и создание без его разрешения любых других видов суммирующих машин; запрещалась их продажа иностранцами в пределах Франции. Сумма штрафа за нарушение запрета составляла три тысячи ливров и должна была быть разделена на три равные части: для поступления в казну, парижскую больницу и Паскалю, либо обладателю его прав. Учёный затратил много средств на создание машины, однако сложность её изготовления и высокая цена стали на пути коммерческой реализации проекта.

До 1652 года под его наблюдением было создано около 50 вариантов «паскалины», такое название приобрело изобретение. По крайней мере 10 из них, как известно, существуют до сих пор. Изобретённый Паскалем принцип связанных колёс почти на 300 лет стал основой создания большинства арифмометров.

Изобретение Паскаля удивило Европу и принесло его создателю огромную славу и небольшое богатство, к которому он и его отец стремились.

И всё же, придуманная Паскалем машина была довольно сложна по устройству, и вычисление с её помощью требовало значительного навыка. Этим и объясняется, почему она осталась механической диковинкой, возбуждавшей удивление современников, но не вошедшей в практическое употребление.

Усиленные занятия подорвали и без того слабое здоровье Паскаля. В восемнадцать лет он уже постоянно жаловался на головную боль, на что первоначально не обращали особого внимания. Но окончательно расстроилось здоровье Паскаля во время чрезмерных работ над механическим калькулятором.

В 1643 году один из способнейших учеников Галилея, Торричелли, исполнил желание своего учителя и предпринял опыты по подъёму различных жидкостей в трубках и насосах. Торричелли вывел, что причиною подъема, как воды, так и ртути является вес столба воздуха, давящего на открытую поверхность жидкости. Таким образом, был изобретён барометр, и явилось очевидное доказательство весомости воздуха.

В конце 1646 года Паскаль, узнав от знакомого отца о торричеллиевой трубке, повторил опыт итальянского учёного. Затем он произвёл серию видоизменённых экспериментов, стремясь доказать, что пространство в трубке над ртутью не заполнено ни её парами, ни разреженным воздухом, ни некоей «тонкой материей».

В 1647 году, уже находясь в Париже и несмотря на обострившуюся болезнь, Паскаль опубликовал результаты своих опытов в трактате «Новые опыты, касающиеся пустоты». В заключительной части своего труда Паскаль утверждал, что пространство в верхней части трубки «не заполнено никакими известными в природе веществами … и можно считать это пространство действительно пустым, до тех пор, пока экспериментально не доказано существования там какого-либо вещества». Это было предварительное доказательство возможности пустоты и того, что гипотеза Аристотеля о «боязни пустоты» имеет пределы.

Впоследствии Паскаль сосредоточился на доказательстве того, что столбик ртути в стеклянной трубке удерживается давлением воздуха. По просьбе Паскаля его зять Флорен Перье провёл серию экспериментов у горы Пюи-де-Дом в Клермоне и описал результаты (разница в высоте столбика ртути на вершине и у подножия горы составила 3 дюйма) в письме Блезу. В Париже на башне Сен-Жак опыты повторяет уже сам Паскаль, полностью подтвердив данные Перье. В честь этих открытий на башне был установлен памятник учёному.

В 1648 году в «Рассказе о великом эксперименте равновесия жидкостей» Паскаль привёл свою переписку с зятем и следствия, вытекающие из этого опыта: теперь есть возможность «узнать, находятся ли два места на одном уровне, то есть одинаково ли они удалены от центра земли, или которое из них расположено выше, как бы ни были они далеки друг от друга».

Паскаль отмечал также, что все явления, приписываемые ранее «боязни пустоты» на самом деле следствия давления воздуха. Обобщая полученные результаты, Паскаль сделал вывод, что давление воздуха есть частный случай равновесия жидкостей и давления внутри них. Паскаль подтвердил предположение Торричелли о существовании атмосферного давления.

Развивая результаты исследований Стевина и Галилея в области гидростатики в своём «Трактате о равновесии жидкостей» (1653, опубликован в 1663), Паскаль подошёл к установлению закона распределения давления в жидкостях. Во второй главе трактата он формирует идею гидравлического пресса:

сосуд, наполненный водою, является новым принципом механики и новой машиной для увеличения сил в желаемой степени, потому что с помощью этого средства человек сможет поднять любую предложенную ему тяжесть

и отмечает, что принцип его действия подчиняется тому же закону, что и принцип действия рычага, блока, бесконечного винта. Паскаль вошёл в историю науки, начав с простого повторения опыта Торричелли, он опроверг одну из основных аксиом старой физики и установил основной закон гидростатики.

По тем открытиям, которые были сделаны Паскалем относительно равновесия жидкостей и газов, следовало ожидать, что из него выйдет один из крупнейших экспериментаторов всех времён. Но здоровье…

Состояние здоровья сына нередко внушало отцу серьёзные опасения, и с помощью друзей дома он не раз убеждал молодого Паскаля развлечься, отказаться от исключительно научных занятий. Врачи, видя его в таком состоянии, запретили ему всякого рода занятия; но этот живой и деятельный ум не мог оставаться праздным. Не будучи более занят ни науками, ни делами благочестия, Паскаль начал искать удовольствий и, наконец, стал вести светскую жизнь, играть и развлекаться. Первоначально всё это было умеренно, но постепенно он вошёл во вкус и стал жить, как все светские люди.

В 1651 году отец, Этьен Паскаль, умер. Младшая сестра, Жаклин, ушла в монастырь Пор-Рояль. Блез, ранее поддерживавший сестру в её стремлении к монашеской жизни, боясь потерять друга и помощника, просил Жаклин не оставлять его. Однако она осталась непреклонна.

После смерти отца Паскаль, став неограниченным хозяином своего состояния, в течение некоторого времени продолжал ещё жить светскою жизнью, хотя всё чаще и чаще у него наступали периоды раскаяния. Было, однако, время, когда Паскаль стал неравнодушен к женскому обществу: так, он ухаживал в провинции Пуату за одной весьма образованной и прелестной девицей, писавшей стихи и получившей прозвище местной Сафо. Ещё более серьёзные чувства явились у Паскаля по отношению к сестре губернатора провинции, герцога Роанеза.

По всей вероятности, Паскаль или вовсе не решился сказать любимой девушке о своих чувствах, или выразил их в такой скрытой форме, что девица Роанез, в свою очередь, не решилась подать ему ни малейшей надежды, хотя если и не любила, то высоко чтила Паскаля. Разность общественных положений, светские предрассудки и естественная девическая стыдливость не дали ей возможности обнадёжить Паскаля, который мало-помалу привык к мысли, что эта знатная и богатая красавица никогда не будет принадлежать ему.

Втянувшись в светскую жизнь, Паскаль, однако, никогда не был и не мог быть светским человеком. Он был застенчив, даже робок, и в то же время чересчур наивен, так что многие его искренние порывы казались просто мещанской невоспитанностью и бестактностью.

Однако светские развлечения, как ни парадоксально, способствовали одному из математических открытий Паскаля. Некто кавалер де Мере, большой поклонник азартных игр, предложил Паскалю в 1654 году решить некоторые задачи, возникающие при определённых игровых условиях.

Первая задача де Мере - о количестве бросков двух игральных костей, после которого вероятность выигрыша превышает вероятность проигрыша, - была решена им самим, Паскалем, Ферма и Робервалем. В ходе решения второй, гораздо более сложной задачи, в переписке Паскаля с Ферма, закладываются основы теории вероятностей.

Учёные, решая задачу о распределении ставок между игроками при прерванной серии партий, использовали каждый свой аналитический метод подсчёта вероятностей, и пришли к одинаковому результату.

Обычно математики привыкли иметь дело с вопросами, допускающими вполне достоверное, точное или, по крайней мере, приблизительное решение. Здесь предстояло решить вопрос, не зная, который из игроков мог бы выиграть в случае продолжения игры? Ясно, что речь шла о задаче, которую надо было решить на основании степени вероятности выигрыша или проигрыша того или другого игрока. Но до тех пор ни одному математику ещё не приходило в голову вычислять события только вероятные. Казалось, что задача допускает лишь гадательное решение, то есть что делить ставку надо совершенно наудачу, например, метанием жребия, определяющего, за кем должен остаться окончательный выигрыш.

Необходим был гений Паскаля и Ферма, чтобы понять, что такого рода задачи допускают вполне определённые решения и что «вероятность» есть величина, доступная измерению.

Первая задача сравнительно легка: надо определить, сколько может быть различных сочетаний очков; лишь одно из этих сочетаний благоприятно событию, все остальные неблагоприятны, и вероятность вычисляется очень просто. Вторая задача значительно труднее. Обе были решены одновременно в Тулузе математиком Ферма и в Париже Паскалем.

По этому поводу в 1654 году между Паскалем и Ферма завязалась переписка, и, не будучи знакомы лично, они стали лучшими друзьями. Ферма решил обе задачи посредством придуманной им теории сочетаний. Решение Паскаля было значительно проще: он исходил из чисто арифметических соображений. Нимало не завидуя Ферма, Паскаль, наоборот, радовался совпадению результатов и писал:

С этих пор я желал бы раскрыть перед вами свою душу, так я рад тому, что наши мысли встретились. Я вижу, что истина одна и та же в Тулузе и в Париже.

Информация об изысканиях Паскаля и Ферма подтолкнула Гюйгенса к занятию проблемами вероятности, сформулировавшего в своём сочинении «О расчётах в азартных играх» (1657) определение математического ожидания.

Работы над теорией вероятностей привели Паскаля к другому замечательному математическому открытию, он составил так называемый арифметический треугольник.

В 1665 году издан «Трактат об арифметическом треугольнике», где исследует свойства «треугольника Паскаля» и его применение к подсчёту числа сочетаний, не прибегая к алгебраическим формулам. Одним из приложений к трактату была работа «О суммировании числовых степеней», где Паскаль предлагает метод подсчёта степеней чисел натурального ряда.

В ночь с 23 на 24 ноября 1654 года, «от десяти с половиною часов вечера до половины первого ночи», Паскаль, по его словам, пережил мистическое озарение свыше. Придя в себя, он тут же переписал мысли, набросанные на черновике на кусочек пергамента, который был зашит им в подкладку своей одежды. С этой реликвией, тем, что его биографы назовут «Мемориалом» или «Амулетом Паскаля», он не расставался до самой смерти. Запись была обнаружена в доме его старшей сестры, когда вещи уже умершего Паскаля приводились в порядок.

Это событие коренным образом изменило его жизнь. Паскаль не рассказал о том, что произошло даже сестре Жаклин, обрывает светские связи и принимает решение покинуть Париж.

Сначала он живёт в замке Вомюрье у герцога де Люина, потом, в поисках уединения, переселяется в загородный монастырь Пор-Рояль. Он совершенно прекращает занятия наукой как греховные. Несмотря на суровый режим, которого придерживались отшельники Пор-Рояля, Паскаль чувствует значительное улучшение своего здоровья и переживает духовный подъём.

Отныне отдаёт все силы литературе, направив своё перо на защиту «вечных ценностей». Совершает паломничество по парижским церквям. Он обошёл их все.

Паскаль включается в религиозную полемику с иезуитами и создаёт «Письма к провинциалу» - блестящий образец французской литературы, содержащий яростную критику ордена и пропаганду моральных ценностей, излагаемых в духе рационализма.

«Письма к провинциалу» содержат знаменитое «пари Паскаля», - рациональный довод в пользу веры в Бога:

Если Бог не существует, человек ничего не потеряет, веря в Него, а если Бог существует, то человек потеряет все, не веря.

«Письма» были опубликованы в 1656-1657 годах под псевдонимом и вызвали немалый скандал. Паскаль рисковал попасть в Бастилию, ему пришлось некоторое время скрываться, он часто менял места своего пребывания и жил под чужим именем.

Отказавшись от систематических занятий наукой, Паскаль, тем не менее, изредка обсуждает математические вопросы с друзьями, но не собирается более заниматься научным творчеством. Единственным исключением стало фундаментальное исследование циклоиды.

Однажды ночью, мучимый жесточайшей зубною болью, учёный стал вдруг думать о вопросах, касающихся свойств так называемой циклоиды - кривой линии, обозначающей путь, проходимый точкой, катящейся по прямой линии круга, например колеса. За одной мыслью последовала другая, образовалась целая цепь теорем. Изумлённый учёный стал писать с необычайной быстротою. За одну ночь Паскаль решает задачу Мерсенна о циклоиде и делает ряд открытий в её изучении. Сначала Паскаль не желал предавать полученные результаты гласности. Но его друг герцог де Роанне уговорил устроить конкурс на решение задач по определению площади и центра тяжести сегмента и объёмов и центров тяжести тел вращения циклоиды среди математиков Европы. В конкурсе участвовали многие прославленные учёные: Валлис, Гюйгенс, Рен и другие. Хотя не все участники решили поставленные задачи, в процессе работы над ними были сделаны важные открытия: Гюйгенс изобрёл циклоидальный маятник, а Рен определил длину циклоиды.

Решения Паскаля жюри признало наилучшими, а использование им в работах метода бесконечно малых повлияло в дальнейшем на создание дифференциального и интегрального исчисления. Это была последняя научная работа Паскаля.

Паскаль не оставил после себя ни одного цельного философского трактата, тем не менее в истории философии он занимает вполне определённое место. Как философ Паскаль представляет в высшей степени своеобразное соединение скептика и пессимиста с искренно верующим мистиком; отголоски его философии можно встретить даже там, где их менее всего ожидаешь. Многие из блестящих мыслей Паскаля повторяются в несколько изменённом виде не только Лейбницем, Руссо, Шопенгауэром, Львом Толстым, но даже таким противоположным Паскалю мыслителем, как Вольтер.

Ещё около 1652 года Паскаль задумал создать фундаментальный труд - «Апологию христианской религии». Одной из главных целей «Апологии…» должна была стать критика атеизма и защита веры. Он постоянно размышлял над проблемами религии, его замысел менялся с течением времени, но приступить к работе над трудом, который задумывался им как основной труд жизни, мешали различные обстоятельства.

Начиная с середины 1657 года, Паскаль делает фрагментарные записи для «Апологии…» на отдельных листах, классифицируя их по темам. После смерти Блеза друзья нашли целые пачки таких записок, перевязанных бечёвкой. Сохранилось около тысячи отрывков, различных по жанру, объёму и степени завершённости. Они были расшифрованы и изданы книгой под названием «Мысли о религии и других предметах», затем книга называлась просто «Мысли». В основном они посвящены взаимоотношению Бога и человека, а также апологетике христианства.

«Мысли» вошли в классику французской литературы, а Паскаль стал единственным в новой истории великим литератором и великим математиком одновременно.

С 1658 года здоровье Паскаля быстро ухудшается. Согласно современным данным, в течение всей жизни Паскаль страдал от целого комплекса заболеваний. Его одолевает физическая слабость, появляются ужасные головные боли. Гюйгенс, посетивший Паскаля в 1660 году, нашёл его глубоким стариком, хотя Паскалю было всего 37 лет. Когда Гюйгенс завел с ним беседу о силе пара и телескопах, Блез довольно равнодушно отнесся к волнующим голландца проблемам.

Паскаль понимает, что скоро умрёт, но не испытывает страха перед смертью, говоря сестре Жильберте, что смерть отнимает у человека «несчастную способность грешить».

Осенью 1661 года Паскаль поделился с герцогом де Роанне идеей создания дешёвого и доступного всем способа передвижения в многоместных каретах. Герцог создал акционерное общество для реализации этого проекта и 18 марта 1662 года в Париже открылся первый маршрут общественного транспорта, многоместные «кареты по пять су», названные впоследствии омнибусами: от латинского omnibus - для всех. В октябре 1661 года умирает сестра учёного Жаклин. Это был тяжёлый удар для Паскаля, который всего на 10 месяцев пережил сестру.

Последние годы жизни Паскаля были рядом непрерывных физических и душевных страданий. Он выносил их с удивительным героизмом. Вёл аскетический образ жизни.

Потеряв сознание, после суточной агонии Блез Паскаль умер 19 августа 1662 года в возрасте 39 лет. Его последними словами были: «Да не покинет меня Бог никогда!»

21 августа состоялись пышные похороны, вопреки воле Паскаля, который перед смертью просил родных похоронить его тихо и незаметно. Могила учёного находится за парижской приходской церковью Сен-Этьен-дю-Мон.

Один из современников Паскаля так высказался по случаю его смерти:

Поистине можно сказать, что мы потеряли один из самых больших умов, которые когда-либо существовали. Я не вижу никого, с кем можно было бы его сравнить... Тот, о ком мы скорбим, был королем в королевстве умов.

Имя Паскаля овеяно легендами. Одна из них гласит: в год Великой Французской революции герцог Орлеанский приказал вырыть из могилы кости Паскаля и отдать их алхимику, который обещал добыть из них «философский камень». Слава Паскаля как философа, гремевшая в XVII веке, затем пошла на убыль в век Просвещения, затем снова взметнулась вверх и стойко «держится в зените» вплоть до настоящего времени. Зато слава Паскаля как национального гения Франции и одного из редчайших научных гениев в истории человечества никогда не знала ударов капризной судьбы. Во Французской академии наук стало традицией время от времени произносить так называемое «Похвальное слово Паскалю». В одном из них говорится, что

гений Паскаля отмечен печатью народной силы, перед которой склоняются человеческие поколения.., а его слава совершает триумфальное шествие через ряд веков...

Именем Паскаля названы:

• кратер на Луне
• единица измерения давления системы СИ
• язык программирования Pascal
• один из двух университетов в Клермон-Ферране
• ежегодная французская научная премия

Имя Паскаля носят следующие объекты естествознания:

• прямая Паскаля
• распределение Паскаля
• теорема Паскаля
• треугольник Паскаля
• закон Паскаля
• суммирующая машина Паскаля

По материалам Википедии, книги Д. Самина «100 великих учёных» (Москва, «Вече», 2000) и сайта www.initeh.ru .

Великий и парадоксальный, ученый и философ, богослов и литератор Блёз Паскаль. Его имя знают все, начиная со школьной скамьи. Но, набрав в поисковике «Паскаль», найдешь лишь статьи по одноименному языку программирования, и ничего – о его философии и вере в Бога. В лучшем случае – очерк жизни гения. Чтобы узнать о философии Блёза Паскаля, надо набрать больше, чем одно слово.

За неполные четыреста лет со дня рождения (девятнадцатого июня 1623 г.) появилось целое направление – паскалеведение. Написаны тысячи исследований, статей, книг: о его жизни, научных трудах, теологии, философии. Во Франции он — фигура легендарная, каждое его слово — на вес золота.

А его наследники в философии — экзистенциалисты, начиная от Шопенгауэра и Ницше, кончая Бергсоном, Камю, Бартом, Тиллихом и многими другими. Жаль, что сегодня мало кто читает философские и богословские труды вообще, в том числе и Блёза Паскаля, блестящие по языку, остроумию, четкости аргументации и искрометности мысли.

В них много от его математического дара, привычки оттачивать каждое определение, в котором все должно быть прозрачным, ясным, простым и афористичным. Паскаль – реформатор языка, от которого берет отсчет современный французский, подобно тому, как в России современный русский язык начинается с Александра Сергеевича.

Монтень и Рабле принадлежат еще средневековой культуре, где латынь занимает слишком много места. Паскаль – уже новый век, новое время, новый язык, на котором он начинает писать философско-художественную прозу и сатирические письма. Трагический гений Паскаля разделил две эпохи – Возрождение и Просвещение, похоронив одну и став жертвой другой.

Выиграв битву с иезуитами, он проиграл общее сражение — против рационализма. Философия сердца уступила место философии разума. В XVIII веке слушали уже не Паскаля, а его врагов. Таков печальный итог его жизни и XVII века. И хотя иезуиты так и не смогли оправиться от ударов, нанесенных «Письмами к провинциалу», но их последователями стали многочисленные «порядочные люди», которые сильно поднаторели в умении выкручиваться и оправдывать любые свои прегрешения здравым смыслом.

Пыл страстного, дерзкого и бескомпромиссного Блёза Паскаля в защиту отжившей ригористической морали Августина был пылом бунтаря-одиночки, который, сломя голову, ринулся защищать «своих». Но, нанеся удар по Ордену иезуитов, он гораздо сильнее, чем хотел, затронул церковные устои.

Хотел очистить церковь от формализма, догматизма, распущенности священников и ханжества, а получилось — дал в руки критиков мощнейшее оружие, которым с тех пор пользуются все СМИ, начиная от Вольтера и кончая современными антиклерикалами. Паскаль первым использовал в борьбе силу общественного мнения, которым с тех пор научились манипулировать не только во благо.

Все в Блёзе Паскале парадоксально: его недолгая жизнь, разделенная на две неравных части религиозными озарениями и обращениями; его философия, построенная на парадоксах; его личная мораль, жестокая не только по отношению к себе, но и своим близким; его наука, за великие заслуги перед которой он не получил ни одного официального звания; его монашество, так и не принявшее официального статуса. Он был совершенно независимым и свободным человеком, имевшим право сказать:

«Я не боюсь вас…От мира я ничего не ожидаю, ничего не опасаюсь, ничего не желаю; я не нуждаюсь, по милости Божьей, ни в богатстве, ни в личной власти… Вы можете затронуть Пор-Рояль, но не меня. Можно выжить людей из Сорбонны, но меня нельзя выжить из самого себя. Вы можете использовать насилие против священников и докторов, но не против меня, ибо я не имею этих званий».

Он признавал одного Судью — Того, Кто над миром и в этом – вся его философия. Блёз Паскаль не любил Декарта, хотя был с ним знаком и ценил его математический ум. Не любил, потому что тот делал ставку на разум и не проиграл, вырастив целую плеяду тех, кто вслед за Декартом повторял: «Я мыслю, следовательно, существую».

Паскаль делал ставку на сердце и Бога, утверждая, что разум также ненадежен, как и чувства. Человека невозможно убедить только доводами разума, он гораздо легче поддается внушению, а разуму ничего не стоит обмануть человека, если он сам готов обманываться.

Известно «пари» Паскаля, основанное на теории вероятности, у истоков которой он стоял: «Если ваша религия есть ложь, вы ничем не рискуете, считая ее истинной; если она истинна, вы рискуете всем, считая ее ложной»

Против этого аргумента собственно и ополчилась вся просвещённая конница в лице Вольтера, Д’Аламбера, Дидро, Гольбаха, Ламетри и иже с ними. Эпоха Просвещения стала первой, окончательно разорвавшей связь науки и религии, оплевав не только Паскаля, но и всех, из кого она выросла.

Паскаль не был сторонником панлогизма, как Декарт или Спиноза, и не считал, что все можно решить просвещением и разумом. Человек гораздо сложнее. В нем в равной степени присутствуют добро и зло, хорошее и плохое, разум и сердце. И у каждого из них — своя логика, правда и свои законы. Невозможно заставить сердце приводить разуму свои доводы, потому что они живет в разных мирах и действуют в разных логиках.

…Из всего плотского, вместе взятого, не выдавить ни единой самомалейшей мыслишки: это невозможно, они — явления разных категорий. Из всего плотского и всего разумного не извлечь ни единого порыва милосердия: это невозможно, милосердие — явление другой категории, оно сверхъестественно.

…иные люди способны восхищаться только плотским величием, как будто не существует величия разума, а другие — только величием разума, как будто не существует неизмеримо более высокого величия мудрости!

…Как правило все дело в том, что неспособные понять связь двух противоречащих друг другу истин и убежденные, что вера в одну из них исключает веру в другую, они прилепляются к одной и исключают другую…Меж тем в этом исключении одной из истин как раз и кроется причина их ереси, а в неведении, что мы привержены обеим истинам, — причина их возражений («Мысли»).

Блёз Паскаль имел право так считать, он выстрадал свою веру и свою философию. Он стоял у истоков научной революции и первые тридцать лет бескорыстно, безоглядно, со всей страстью своей впечатлительной души служил только науке и разуму. В четыре года — он уже читает и пишет,

в девять — открывает теорию звука, в одиннадцать — самостоятельно доказывает теорему Евклида о равенстве углов в прямоугольном треугольнике, в двенадцать – участвует в дискуссиях с прославленными математиками Ферма и Декартом, в шестнадцать – публикует первый математический трактат, в девятнадцать — изобретает арифмометр.

Потом – гидростатика, гидравлический пресс, тачка, альтметр, теория вероятностей и теория игр, решение задач о циклоиде, вплотную подводящее к интегральным и дифференциальным уравнениям и это еще не все. Отдав большую часть жизни и, без того слабое, здоровье, он узнал на своем опыте, что такое наука, слава, успех и какова их цена.

В семнадцать лет от переутомления и умственного напряжения у Блёза Паскаля стала развиваться нервная болезнь: он едва мог ходить, есть ничего не мог, только пил теплую жидкость и то – по каплям. В 37 выглядел уже стариком и умер в тридцать девять – от старости и еще кучи хворей и болезней:

рака мозга и кишечного тракта, постоянных обмороков, страшных головных болей, паралича ног, судорог горла, потери памяти и бессонницы. Его переутомляла даже короткая беседа. Вскрытие мозга после смерти гениального Блёза Паскаля обнаружило одну из извилин, полную гноя и запекшейся крови.

Огюстен Пажу. Паскаль, изучающий циклоиду. Лувр.

Обращение

К вере Блёз Паскаль приходит чрезвычайно необычным и весьма странным путем. Первый раз это случилось в связи с болезнью отца, который в гололед упал на улице и повредил бедро.

Лечили его врачи из монастыря Пор-Рояль, чьи обитатели исповедовали янсенизм — религиозное учение, считавшее, что от расслабленного христианства необходимо вернуться к его истокам – строгому аскетизму, отречению от мира и его соблазнов, полностью отдавшись служению Богу.

Янсений утверждал, что человеку необходимо изжить в себе три главных губительных страсти: похоть власти, чувств и познания. Но если две первых никогда Блёзу Паскалю не грозили,

то познание было его единственной и всепоглощающей страстью. Паскаль искренне хотел стать настоящим христианином, но отказаться от науки? Неужели это действительно препятствие и ему придется выбирать: либо наука, либо Бог?

Это был большой соблазн для молодого человека: книжный, чувствительный и восприимчивый, он долго мучается, но все-таки решается уйти из науки и обратиться Богу. Однако, первая попытка обращения оказалась мечтательной и поверхностной иллюзией, идущей от ума, а не от сердца. И когда через пять лет умер отец Паскаля, а любимая младшая сестра, не послушав брата, все-таки ушла в монастырь, он, чтобы заглушить боль от потерь, вновь возвращается в науку.

Казалось, выбор сделан окончательно: он начал посещать светские салоны, появились друзья из аристократического общества, участие в азартных играх и развлечения — вполне обычный для того времени образ жизни молодого денди. Однако, воспитанный отцом в относительной изоляции от общества, привыкший скорее к уединению, чем к шумным компаниям, Блёз Паскаль уже через два года начинает испытывать тоску, тяготиться новыми знакомыми, праздной жизнью и сожалеть, что не последовал совету янсенистов.

Мучительный вопрос выбора между ученым и христианином снова встал перед ним. С трудом понимая светскую жизнь, ученый выглядел в салонах скорее как провинциальный молодой человек, неожиданно для себя попавший в столичные аристократические круги. Но пока все идет внешне обычным порядком: он влюбляется, пользуется успехом у женщин, окруженный ореолом славы ученого.

У него много планов на будущее: собирается купить должность (по законам того времени), жениться на светской красавице Шарлотте, сестре своего друга–герцога и начать жить как все. От трехлетнего светского периода остались трактат «Рассуждения о любви» и решение двух задач, связанных с игрой, положивших начало теории вероятности. И все было бы хорошо, если бы не трагический случай, окончательно расставивший все точки над i.

Однажды, в середине ноября 1654 года, он едет с друзьями на очередной праздничный вечер. Дорога шла через мост Нёйи, который в то время ремонтировался. Вдруг лошади, увидев препятствие, остановились, поднялись на дыбы и ринулись вниз в проем перил. Чудо спасло Паскаля: в пропасть сорвалась только первая пара лошадей, порвавшая ремни, крепившие их с другими лошадьми и каретой.

Карета повисла на краю пропасти, Блёз Паскаль потерял сознание, но остался жив. Этот страшный случай не прошел бесследно: началась бессонница, появилась постоянная боязнь упасть в пропасть, слева от него всегда должен был стоять стул, чтобы быть уверенным, что он не упадет. Позднее бездна стала одним из главных образов его философии.

Памятник Паскалю на башне Сен-Жак в Париже

Вскоре после этой истории, 23 ноября 1654 года, у него случилась галлюцинация, мистическое видение, экстаз. Пророчество, которое он услышал в тот момент, Блёз Паскаль успел записать на первом попавшемся под руку клочке бумаги. Затем он его аккуратно переписывает на узкий пергамент и зашивает вместе с черновиком в подкладку сюртука.

С этой запиской, получившей название «Амулета Паскаля» или «Мемориала», он не расставался и никому о ней не рассказывал, даже своей любимой младшей сестре. Текст был обнаружен совершенно случайно слугой старшей сестры, осматривавшего вещи усопшего. Вот этот текст:

Год 1654. Понедельник, 23 ноября, день святого Климента, папы и мученика. Накануне Дня Св. Хрисогона мученика. С 10:30 вечера до 12:30 ночи. Огонь. Бог Авраама, Исаака и Иакова, а не философов и ученых. Веруй, веруй, почувствуй Радость и Мир. Бога Иисуса Христа Мой Бог и твой. Deum meum et Deum vestrum - забудьте обо всем в мире, кроме Бога. Лишь Евангелие приведёт к Нему. Величие человеческой души. Праведный Отче, мир не знает Тебя, но я знаю. Слёзы радости. Я не с ними. … Боже, Боже мой, почему ты меня оставил? Позволь мне быть с Тобою навеки. Ибо Он жизнь вечная, истинный Бог наш, Иисус Христос. Иисус Христос. Иисус Христос. Я бежал и отверг Его, распятого. Могу ли я жить без Тебя? Он открывается через Евангелие. Отвергаю себя. Отдаюсь в руки Христовы. Вечная Радость за малое испытание на Земле. …Аmen.

С этого момента Блёз Паскаль уже не колебался, мучительный выбор между наукой и верой, христианином и ученым, который он никак не мог сделать, наконец, свершился. «Мемориал» — изложение личной программы на оставшуюся жизнь, без которой понять все последующее поведение и действия мыслителя невозможно.

Второе обращение Паскаля уже не было головным, оно было сердечно-мистическим, даже ему до конца непонятным. Он воспринял его как знак свыше и понял: обратного пути нет. После этого он отказывается от всех заявленных научных докладов,

удаляется в начале января следующего года в монастырь, добровольно принимает на себя все строгие монашеские обеты, однако, от монашеского пострига отказывается, оставляя за собой парижскую квартиру и право свободного перемещения.

Ему тридцать один год. Оставшиеся восемь лет стали для Блёза Паскаля самыми плодотворными, прежде всего, в философском плане. Именно в эти годы он пишет свои главные произведения: страстные, призывающие к настоящей вере, истреблению ханжества и лжи «Письма к провинциалу»

и бессмертные, тонкие, завораживающе-мистические «Мысли» — главное дело его жизни. Книга не была закончена, братия и друзья с большим трудом смогли расшифровать записи философа и по-своему их упорядочить. Опубликованы они были только после смерти мыслителя, спустя семь лет.

Жизнь Блёза Паскаля в Пор-Рояле постепенно превращалась в житие: он в прямом смысле слова истязал себя, вплоть до того, что носил пояс, сплошь утыканный гвоздями. Когда его одолевали, как он считал, гордыня и тщеславие, то вонзал пояс в плоть. Никаких излишеств ни в одежде, ни в пище, ни в жилище, а когда его мучили боли, то отказывался от врачей, полагаясь только на молитву и Бога.

Он стоически переносил все болезни, одна за другой одолевавшие его хрупкое тело, рассматривая их как благо, данное ему для искупления грехов. Полностью отказавшись от науки, Блёз Паскаль сделал исключение лишь однажды: чтобы как-то заглушить зубную боль, начал решать задачу о циклоиде, решив ее в считанные дни.

Публиковать решение он не хотел, но ему посоветовали выставить задачу на конкурс, где свой вариант решения опубликовать под псевдонимом. Жюри единогласно присудило его работе победу и первую премию. Это был прощальный жест. Больше наукой он не занимался.

Теперь главной его страстью стала вера, размышления о Боге, человеке, смысле жизни. Но если Паскаля как ученого признавали все и безоговорочно, то как философа – почти никто, объявляя то сумасшедшим, то религиозным фанатиком, то просто несчастным.

Да, он не создал своей философской системы, потому что был противником всякой догмы, да, он смеялся над философией, считая, что на нее жалко потратить и часа, потому что истина – не в рациональных доказательствах, а в сердце и открывается она ему, а не разуму. Все построенные разумом системы лишены самого главного – сердечного прозрения.

Блёз Паскаль понял главное – тщету всего земного, ложь и лицемерие мира и что достижение счастья на земле невозможно, как бы человек этого ни хотел. Ничтожество человека превращается в его величие, и несчастье — в благодать только силой веры.

…Мы никогда не живем, а лишь располагаем жить; мы всегда предполагаем быть счастливы, но неизбежно, что мы никогда не будем счастливы.

…Но, как мы ни несчастны, мы все-таки имеем идею счастья, хотя не можем его достигнуть.. .

Блёз Паскаль был мистиком, первым осознавшим трагический удел человека, заброшенного в мир не по своей воле, обреченный быть самым хрупким, самым болезненным творением, былинкой, тростником, но мыслящим тростником, самым неустойчивым, чье место всегда будет между двумя безднами – та, что над ним, и та, что в нем. Отчаяние и тоска всегда будут его спутниками.

Произведения

Чтобы понять философию парижского гения и составить о ней собственное представление, необходимо прочитать хотя бы несколько выдержек из его «Мыслей» или «Апологии христианства», как хотел назвать свою книгу Блёз Паскаль.

Его друзья, прочитав записи мыслителя, были в ужасе и оказались поставленными перед выбором: если печатать все, то это означало бы выступать против самих себя, а если сокращать, то значит погрешать перед памятью друга.

Они выбрали меньшее из зол и «отредактировали» «Мысли» как хорошие цензоры, выбросив самые неприятные для себя мысли. Даже иезуиты им показались мальчиками по сравнению с теми максимами, которые излагал Блёз Паскаль.

В его мире все не так, все наоборот. Человек – ничтожество и самое слабое творение природы, но в то же время, именно благодаря этому, он велик.
Разум может все и одновременно ничего. Дело не в том, признавать ли разум, а в том, признавать ли только разум.

Есть области, в которых разум бессилен и даже вреден, потому что создает иллюзию безопасности. Если бы все подчинялось разумным доводам, то в мире не было места таинственному и сверхъестественному, открывающемуся только сердцу.

Разум создает ложную иллюзию прочности и устойчивости, которой на самом деле нет и быть не может. Человек не может адекватно познавать мир и природу, потому что имеет сложный состав, а природа и материя – односложны. Человек бессилен в познании не подобного себе.

Затерянный и распятый между двумя бескрайними бесконечностями, вовне и внутри, человек является всего лишь песчинкой, которая пытается скрыться от ужаса в иллюзиях, услужливо поставляемых ему разумом. Бездна страшит человека, она – иррациональная, понять ее невозможно и потому она пугает человека, являясь причиной его неустойчивости и страхов.

Потратив на науку большую часть сознательной жизни, Блёз Паскаль называет ее всего лишь ремеслом, которое не имеет никакого отношения к жизни. И это так, потому что жизнь богаче, любого вымысла, а человек гораздо сложнее, чем может представиться даже самому изощренному уму.

….Я потратил много времени на изучение отвлеченных наук, но потерял к ним вкус – так мало они дают знаний. Потом я стал изучать человека и понял, что отвлеченные науки вообще чужды его натуре и что, занимаясь ими, я еще хуже понимаю, каково мое место в мире.

….Разум нам повелевает более властно, чем любой хозяин. Ведь не повинуясь второму, мы несчастны, не повинуясь первому, мы - глупцы

….Не будем же искать уверенности и прочности

…Мы только отчасти обладаем истиной и благом вперемежку с ложью и злом.

….Люди безумны, и это столь общо, что не быть безумцем было бы тоже своего рода безумием

….Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем. Именно сердцем мы познаем первые принципы, и тщетно рассудок, не имея в них опоры, пытается их опровергнуть. Ибо познание первых принципов: пространства, времени, движения, чисел – столь же прочно, как и познание посредством рассудка, именно на познания сердца и инстинкта должен опираться разум и на них базировать все свое суждение. Бесполезно и смешно разуму требовать у сердца доказательства его первых принципов, которые он чувствует…

….Все достоинство человека заключено в мысли, но что такое мысль? Как она глупа!.. Как она величественна по своей природе, как она низка по своим недостаткам.

….Мы любим безопасность. Мы любим, чтобы папа был непогрешим в вере, чтобы важные доктора были непогрешимы в нравах, - мы хотим иметь уверенность

….Мы горим желанием найти твердую почву и последнее незыблемое основание, чтобы воздвигнуть башню, возвышающуюся до бесконечности; но основа наша раскалывается и земля разверзается до самых недр своих. Перестанем же искать надежности и прочности

….Если бы все следовало делать только там, где существует достоверность, не нужно было бы ничего делать для религии, потому что в религии нет достоверности

….Как я люблю видеть этот гордый разум униженным и умоляющим

….Вечное молчание этих бесконечных пространств ужасает меня

….Величие не в том, чтобы впадать в крайность, но в том, чтобы касаться одновременно двух крайностей и заполнять промежуток между ними.

….Я одобряю только тех, кто ищет, стеная

….Взвесим выигрыш и проигрыш, ставя на то, что Бог есть. Возьмём два случая: если выиграете, вы выиграете всё; если проиграете, то не потеряете ничего. Поэтому, не колеблясь, ставьте на то, что Он есть.

…разум по-прежнему клеймит страсти за их низость и несправедливость, нарушая покой тех, кто им предается, и страсти по-прежнему бушуют в тех, кто жаждет от них избавиться.

….Самой жестокой войной Бога с людьми было бы прекращение той войны с ними, которую Он принес, когда пришел в мир. «Я пришел принести войну», говорит он, а средства этой войны: «Я пришел принести меч и огонь». До него Свет жил в этом ложном мире

….Мы беззаботно бежим к пропасти, поместив перед собой что-нибудь мешающее ее видеть

….Мы до того тщеславны, что хотели бы быть известными всему миру и даже последующим поколениям; суетность так сильна в нас, что уважение пяти-шести окружающих лиц нам льстит и доставляет нам удовольствие

….Суетность так укоренилась в сердце человека, что и солдат, и грубиян, и повар, и носильщик похваляются и хотят иметь своих поклонников; даже философы хотят этого; и те, кто оспаривает их, хотят иметь славу хороших писателей; и те, кто это читает, хотят похваляться тем, что прочти; и я, пишущий это, желаю, может быть, того же

….Вера должна предшествовать разуму, - это разумный принцип. В самом деле, если это правило не разумно, то оно противно разуму, от чего упаси Бог! Если же, стало быть, разумно, что вера должна предшествовать разуму, чтобы достичь еще недостижимых для нас высот, очевидно, что тот разум, который нас в этом убеждает, сам предшествует вере

….Ничто так не согласно с разумом, как это отречение от разума

….Две крайности: исключать разум и признавать только разум

….Крайний ум обвиняется в безумии, как крайний недостаток. Одна только посредственность хороша… выйти из середины, значит выйти из человечества

…..Бог есть Бог униженных, несчастных, отчаявшихся и тех, которые обращены в ничто. Его природа в том, чтобы подымать униженных, питать голодных, возвращать зрение слепым, утешать несчастных и печальных, оправдывать грешников, воскрешать мертвых, спасать проклятых и утративших надежду и т.д. Он ведь всемогущий Творец, из ничего творящий все. Но до этого существенного и собственного дела Его не допускает зловреднейшее чудовище - самомнение праведности, которая не хочет быть грешной, нечистой, жалкой и проклятой, а справедливой и святой и т. п. Оттого Бог должен прибегнуть к молоту, а именно, к закону, который разбивает, сокрушает, испепеляет и обращает в ничто это чудовище с его самоуверенностью, мудростью, справедливостью и властью, дабы оно знало, что оно погибло и проклято из-за зла, которое в нем

….Вот почему нужно, рассуждая о справедливости, о жизни и о вечном спасении, удалить совершенно с наших глаз закон, как будто бы он ничего не значит и никогда не должен был бы что-нибудь значить

….Ничего нельзя понять в творениях Божиих, если не исходить из того, что он хотел ослепить одних и просветить других

….Смирись, бессильный разум; умолкни, глупая природа: знай, что человек - существо, бесконечно непонятное для человека, вопроси у твоего Владыки о неведомом тебе истинном твоем состоянии. Послушай Бога

….Этот прекрасный развращенный разум все развратил

…Удивительно между тем, что самая непостижимая для нашего разумения тайна - преемственность первородного греха - и есть именно то, без чего мы никоим образом не можем познать самих себя! И действительно, ничто не шокирует так наш разум, как ответственность за грех первого человека, распространяющаяся на тех, кто, по-видимому, не мог соучаствовать в нем и не может нести вину за него. Эта наследственность вины кажется нам не только невозможной, но и крайне несправедливой; с нашим жалким правосудием никак не согласуется вечное осуждение безвольного ребенка за грех, в котором он принимал, по-видимому, так мало участия, ибо оно произошло за шесть тысяч лет до его появления на свет. Конечно, ничто не может оскорбить нас больше, чем это учение; тем не менее без этой тайны, самой таинственной из всех тайн, мы не будем понятны самим себе. В этой бездне… завязывается узел нашей участи; так что без этой тайны человек непонятен еще больше, чем сама эта тайна

…Настоящая и единственная правда в том, чтобы ненавидеть себя

….Никогда люди не делают зла так много и так радостно, как тогда, когда делают это сознательно.

….Люди ненавидят друг друга – таков а их природа. И пусть они пытаются поставить свое корыстие на службу общественному благу – эти попытки только лицемерие, подделка под милосердие, потому что в основе основ все равно лежит ненависть.

….У сердца свои основания, которых разум не знает. У разума свои основания, которых сердце не знает

….Ничто так не важно для человека, как его положение; ничто ему так не страшно, как вечность. Поэтому совершенно противоестественно, что находятся люди, равнодушные к утрате своего бытия и к опасности вечного ничтожества. Совсем иначе относятся они к любой другой вещи: боятся всего вплоть до сущей безделицы, стараются все предусмотреть, всему сочувствуют; и тот самый человек, который проводит столько дней и ночей в досаде и отчаянии по поводу потери должности или какого-нибудь воображаемого оскорбления своей чести, - тот же самый человек, зная, что со смертью он потеряет все, не беспокоится об этом, не волнуется. Чудовищно видеть, как в одном и том же сердце в одно и то же время уживаются такая чувствительность к мелочам и эта странная бесчувственность к самому важному. Эта непостижимая завороженность и сверхъестественное отступление свидетельствуют о всемогущей силе, которая их вызывает

….Если человек восхваляет себя, я его уничижаю, если уничижает – восхваляю и противоречу ему до тех пор, пока он не уразумеет, какое он непостижимое чудовище.

5. Преодоление трудности: естество, отпавшее от Господа 6. Знамения истинного вероисповедания 7. Заключение Раздел II. Узел 1. Убрать препятствия 2. Непостижимость. Бытие Бога. Ограниченность нашей логики 3. Бесконечность – небытие 4. Покорность и разумение 5. Польза доказательств с помощью механических действий: автомат и воля 6. Сердце 7. Вера и что может помочь нам уверовать. Просопопея Раздел III. Доказательства бытия Иисуса Христа Вступление Глава I. Ветхий Завет 1. Моисей 2. Завет 3. Предсказания. Надежды на пришествие Мессии 4. Пророчества, подтвержденные пришествием Мессии, Иисуса Христа, положившего начало внутреннему духовному царству 5. Причина употребления образных иносказаний. Основы христианского вероисповедания Глава II. Новый Завет. Иисус Христос Введение. Иисус Христос Богочеловек, средоточие сущего Доказательства пришествия Иисуса Христа 1. Исполнение пророчеств и особенности этих пророчеств 2. Он сотворил чудеса 3. Замалчивания Иисуса Христа. Таинство Евхаристии 4. Иисус Христос, Искупитель всех человеков 5. Что в мире свершило искупление. Благодать 6. Нравственность 7. Внутренний распорядок вселенской справедливости 8. Пути к спасению 9. Иисус Христос Глава III. Церковь 1. Пути, которые привели к созданию христианском Церкви. Истинность поведанного в Евангелии. Апостолы 2. Пути, которые направляли христианскую веру 3. Непрерывность 4. Непогрешимость Церкви. Папа и единство Заключение. Знак благоволения и таинство любви Господней Долг человека

Так происходит с каждым, кто пытается познать Бога, не воззвав к помощи Иисуса Христа, кто хочет без посредника причаститься Богу, без посредника познанному. Меж тем как люди, познавшие Бога через Его Посредника, познали и свое ничтожество.

6 . Как это замечательно, что канонические авторы никогда не доказывали бытие Божие, черпая доводы из мира природы. Они просто призывали поверить в Него. Никогда Давид, Соломон и др. не говорили: “В природе не существует пустоты, следовательно, существует Бог”. Они несомненно были умнее самых умных из пришедших им на смену и постоянно прибегавших к подобным доказательствам. Это очень и очень важно.

7 . Если все доказательства бытия Божия, почерпнутые из мира природы, неизбежно говорят о слабости нашего разума, не относитесь из-за этого пренебрежительно к Священному Писанию ; если понимание подобных противоречий говорит о силе нашего разума, почитайте за это Священное Писание.

8 . Не о системе я поведу здесь речь, а о присущих сердцу человека особенностях. Не о ревностном почитании Господа, не об отрешенности от себя, а о руководящем человеческом начале, о корыстных и самолюбивых устремлениях. И так как нас не может не волновать твердый ответ на столь близко касающийся нас вопрос, – после всех жизненных горестей, куда с чудовищной неизбежностью ввергнет нас неминуемая смерть, ежечасно грозящая нам, – в вечность ли небытия или в вечность мук...

9 . Всевышний приводит к вере людские умы доводами, а сердца – благодатью, ибо Его орудие – кротость, а вот пытаться обращать умы и сердца силой и угрозами значит поселять в них ужас, а не веру, terrorem potius quam religionem .

10 . В любой беседе, в любом споре необходимо сохранить за собой право урезонить тех, кто выходит из себя: “А что, собственно говоря, вас возмущает?”

11 . Маловеров следует прежде всего пожалеть, – само это неверие делает их несчастными. Обидные речи были бы уместны, когда бы оно шло им на пользу, но оно идет во вред.

12 . Жалеть безбожников, пока они неустанно ищут, – разве бедственное их положение не достойно жалости? Клеймить тех, кто хвалится безбожием.

13 . И он осыпает насмешками того, кто ищет? Но кому из этих двоих больше пристало насмешничать? Меж тем ищущий не насмехается, а жалеет насмешника.

14 . Изрядный острослов – дрянной человек.

15 . Хотите, чтобы люди поверили в ваши добродетели? Не хвалитесь ими.

16 . Жалеть следует и тех и других, но в первом случае пусть эту жалость питает сочувствие, а во втором – презрение.

17 . Чем умнее человек, тем больше своеобычности видит он в каждом, с кем сообщается. Для человека заурядного все люди на одно лицо.

18 . Сколько на свете людей, которые проповедь слушают как обычную вечернюю службу!

19 . Существует два рода людей, для которых все едино: праздники и будние дни, миряне и священники, любой подобен другому. Но одни делают из этого вывод, что возбраняемое священникам возбраняется и мирянам, а другие – что дозволенное мирянам дозволено и священникам.

20 . Всеобщность. – Науки о нравственности и о языке хотя и обособленные, но тем не менее всеобщие.

21 . Различие между познанием математическим и непосредственным. – Начала математического познания вполне отчетливы, но в обыденной жизни неупотребительны, поэтому с непривычки в них трудно вникнуть, зато всякому, кто вникает, они совершенно ясны, и только совсем уж дурной ум не способен построить правильного рассуждения на основе столь самоочевидных начал.

Начала непосредственного познания, напротив, распространены и общеупотребительны. Тут нет нужды во что-то вникать, делать над собой усилие, тут потребно всего лишь хорошее зрение, но не просто хорошее, а безупречное, ибо этих начал так много и они так разветвлены, что охватить их сразу почти невозможно. Меж тем пропустишь одно – и ошибка неизбежна: вот почему нужна большая зоркость, чтобы увидеть все до единого, и ясный ум, чтобы, основываясь на столь известных началах, сделать потом правильные выводы.

Итак, обладай все математики зоркостью, они были бы способны и к непосредственному познанию, ибо умеют делать правильные выводы из хорошо известных начал, а способные к непосредственному познанию были бы способны и к математическому, дай они себе труд пристально вглядеться в непривычные для них математические начала.

Но такое сочетание встречается нечасто, потому что человек, способный к непосредственному познанию, даже и не пытается вникнуть в математические начала, а способный к математическому большей частью слеп к тому, что у него перед глазами; к тому же, привыкнув делать заключения на основе хорошо им изученных точных и ясных математических начал, он теряется, столкнувшись с началами совсем иного порядка, на которых зиждется непосредственное познание. Они еле различимы, их скорее чувствуют, нежели видят, а кто не чувствует, того и учить вряд ли стоит: они так тонки и многообразны, что лишь человек, чьи чувства утонченны и безошибочны, в состоянии уловить и сделать правильные, неоспоримые выводы из подсказанного чувствами; притом зачастую он не может доказать верность своих выводов пункт за пунктом, как принято в математике, ибо начала непосредственного познания почти никогда не выстраиваются в ряд, как начала познания математического, и подобного рода доказательство было бы бесконечно сложно. Познаваемый предмет нужно охватить сразу и целиком, а не изучать его постепенно, путем умозаключений – на первых порах, во всяком случае. Таким образом, математики редко бывают способны к непосредственному познанию, а познающие непосредственно – к математическому, поскольку математики пытаются применить математические мерки к тому, что доступно лишь непосредственному познанию, и приходят к абсурду, ибо желают во что бы то ни стало сперва дать определения, а уж потом перейти к основным началам, меж тем для данного предмета метода умозаключений непригодна. Это не значит, что разум вообще от них отказывается, но он их делает незаметно, непринужденно, без всяких ухищрений; внятно рассказать, как именно происходит эта работа разума, никому не под силу, да и ощутить, что она вообще происходит, доступно очень немногим.

С другой стороны, когда перед человеком, познающим предмет непосредственно и привыкшим охватывать его единым взглядом, встает проблема, ему совершенно непонятная и требующая для решения предварительного знакомства со множеством определений и непривычно сухих начал, он не только устрашается, но и отвращается от нее.

Что касается дурного ума, ему равно недоступно познание и математическое, и непосредственное.

Стало быть, ум сугубо математический будет правильно работать, только если ему заранее известны все определения и начала, в противном случае он сбивается с толку и становится невыносим, ибо правильно работает лишь на основе совершенно ясных ему начал.

А ум, познающий непосредственно, не способен терпеливо доискиваться первоначал, лежащих в основе чисто спекулятивных, отвлеченных понятий, с которыми он не сталкивался в обыденной жизни и ему непривычных.

22 . Разновидности здравомыслия: иные люди здраво рассуждают о явлениях определенного порядка, но начинают нести вздор, когда дело касается всех прочих явлений.

Одни умеют делать множество выводов из немногих начал, – это свидетельствует об их здравомыслии.

Другие делают множество выводов из явлений, основанных на множестве начал.

К примеру, некоторые правильно выводят следствия из немногих начал, определяющих свойства воды, но для этого нужно отличаться незаурядным здравомыслием, потому что следствия эти почти неуловимы.

Но это отнюдь не означает, что все, способные к таким выводам, – хорошие математики, ибо математика заключает в себе множество начал, а бывает ум такого склада, что он способен постичь лишь немногие начала, но зато до самой их глубины, меж тем как явления, основанные на многих началах, для него непостижимы.

Стало быть, существуют два склада ума: один быстро и глубоко постигает следствия, вытекающие из того или иного начала, – это ум проницательный; другой способен охватить множество начал, не путаясь в них, – это ум математический. В первом случае человек обладает умом сильным и здравым, во втором – широким, и далеко не всегда эти свойства сочетаются: сильный ум в то же время может быть ограниченным, широкий ум – поверхностным.

23 . Кто привык судить обо всем по подсказке чувств, тот ничего не смыслит в логических умозаключениях, потому что стремится с первого взгляда вынести суждение об исследуемом предмете и не желает вникать в начала, на которых он зиждется. Напротив того, кто привык вникать в начала, тот ничего не смыслит в доводах чувств, потому что прежде всего старается выделить эти начала и не способен одним взглядом охватить весь предмет.

24 . Суждение математическое, суждение непосредственное. – Истинное красноречие пренебрегает красноречием, истинная нравственность пренебрегает нравственностью, – иными словами, нравственность, выносящая суждения, пренебрегает нравственностью, идущей от ума и не ведающей правил.

Ибо суждению в той же мере присуще чувство, в какой научные выкладки присущи разуму. Непосредственное познание присуще суждению, математическое – разуму.

Пренебрежение философствованием и есть истинная философия.

25 . Кто судит о произведении, не придерживаясь никаких правил, по сравнению с человеком, эти правила знающим, все равно что не имеющий часов по сравнению с человеком при часах. Первый заявит: “Прошло два часа”, другой возразит: “Нет, только три четверти часа”, а я посмотрю на часы и отвечу первому: “Вы, видно, скучаете”, – и второму: “Время для вас летит”, потому что прошло полтора часа. А если мне скажут, что для меня оно тянется и вообще мое суждение основано на прихоти, я только посмеюсь: спорщики не знают, что оно основано на показаниях часов.

26 . Чувство так же легко развратить, как ум.

И ум, и чувство мы совершенствуем или, напротив того, развращаем, беседуя с людьми. Стало быть, иные беседы нас развращают, иные – совершенствуют. Значит, следует тщательно выбирать собеседников; но это невозможно, если ум и чувство еще не развиты или не развращены. Вот и получается заколдованный круг, и счастлив тот, кому удается выскочить из него.

27 . Природа разнообразит и повторяет, искусство повторяет и разнообразит.

28 . Различия столь многообразны, что и звучание голосов, и походка, и покашливание, и сморкание, и чих... Мы умеем различать сорта винограда, различим среди других, скажем, мускат: тут кстати вспомнить Дезарга, и Кондрие, и всем известную прививку. Но разве этим вопрос исчерпывается? Хоть раз произвела ли лоза две одинаковые кисти? А в кисти бывают ли две одинаковые виноградины? И т. д.

Я не способен дважды одинаково судить об одном и том же предмете. Я не судья своему собственному сочинению, пока его пишу: мне, наподобие художника, надобно отойти от него на какое-то расстояние, но не слишком большое. А все-таки на какое именно? Догадайтесь.

29 . Многообразие. – Богословие – это наука, но сколько в ней одновременно сочетается наук! Человек слагается из множества частей, но, если его расчленить, окажется ли человеком каждая его часть?

Голова, сердце, вены, каждая вена, каждый ее отрезок, кровь, каждая ее капля?

Город или деревня издали кажутся городом или деревней, но стоит подойти ближе – и мы видим дома, деревья, черепичные крыши, листья, травы, муравьев, муравьиные ножки, и так до бесконечности. И все это заключено в слове “деревня”.

30 . Любой язык – это тайнопись, и, чтобы постичь неведомый нам язык, приходится заменять не букву буквой, а слово словом.

31 . Природа повторяет себя: зерно, посеянное в тучную землю, плодоносит; мысль, посеянная в восприимчивый ум, плодоносит; числа повторяют пространство, хотя так от него отличны.

Все создано и ведомо Единым Творцом: корни, ветви, плоды, причины, следствия.

32 . Я равно не выношу и любителей шутовства, и любителей напыщенности: ни тех, ни других не изберешь себе в друзья. – Только тот полностью доверяет своим ушам, у кого нет сердца. Порядочность – вот единственное мерило. Поэт, но порядочный ли человек? – Красота недоговоренности, здравого суждения.

33 . Мы браним Цицерона за напыщенность, меж тем у него есть почитатели, и в немалом числе.

34 . (Эпиграммы.) – Эпиграмма на двух кривых никуда не годится, потому что она их ничуть не утешает, а вот автору приносит толику славы. Все, что идет на потребу только автору, никуда не годится. Ambitiosa recidet omamenta .

35 . Если бы молния ударяла в низины, поэты и вообще любители порассуждать о подобных предметах стали бы в тупик из-за отсутствия доказательных объяснений.

36 . Когда читаешь сочинение, написанное простым, натуральным слогом, невольно удивляешься и радуешься: думал, что познакомишься с автором, и вдруг обнаружил человека! Но каково недоумение людей, наделенных хорошим вкусом, которые надеялись, что, прочитав книгу, познакомятся с человеком, а познакомились только с автором! Plus poetice quam humane locatus es . Как облагораживают человеческую натуру люди, умеющие внушить ей, что она способна говорить обо всем, даже о богословии!

37 . Между нашей натурой – неважно, слабая она или сильная, – и тем, что нам нравится, всегда есть некое сродство, которое лежит в основе нашего образца приятности и красоты.

Все, что отвечает этому образцу, нам приятно, будь то напев, дом, речь, стихи, проза, женщина, птицы, деревья, реки, убранство комнат, платье и пр. А что не отвечает, то человеку с хорошим вкусом нравиться не может.

И подобно тому, как есть глубокое сродство между домом и напевом, сотворенными в согласии с этим единственным и прекрасным образцом, ибо они напоминают его, хотя и дом, и напев сохраняют свою особливость, так есть сродство и между всем, что создано по дурному образцу. Это вовсе не означает, будто дурной образец тоже один-единственный, напротив того, их великое множество, но, к примеру говоря, между дрянным сонетом, какому бы дурному образцу он ни следовал, и женщиной, одетой по этому образцу, всегда есть разительное сходство.

Чтобы понять, до какой степени смехотворен дрянной сонет, довольно уяснить себе, какой натуре и какому образцу он соответствует, а затем представить себе дом или женский наряд, сотворенный по этому образцу.

38 . Поэтическая красота. – Раз уж мы говорим “поэтическая красота”, следовало бы говорить и “математическая красота”, и “лекарская красота”, но так не говорят, и причина этому в следующем: все отлично знают, какова суть математики и что состоит она в доказательствах, равно как знают, в чем суть лекарства и что состоит она в исцелении, но не знают, в чем состоит та самая приятность, в которой и заключается суть поэзии. Никто не знает, каков он, тот присущий природе образец, которому следует подражать, и, чтобы восполнить сей пробел, придумывают самые замысловатые выражения – например, “золотой век”, “чудо наших дней”, “роковой” и тому подобное – и называют сие ни с чем не сообразное наречие “поэтическими красотами”.

Но представьте себе женщину, разряженную по такому образцу – а состоит он в том, что любой пустяк облекается в пышные словеса, – и вы увидите красотку, увешанную зеркальцами и цепочками, и не сможете не расхохотаться, ибо куда понятнее, какой должна быть приятная на вид женщина, чем какими должны быть приятные стихи. Но люди неотесанные станут восхищаться обличием этой женщины, и найдется немало деревень, где ее примут за королеву. Потому-то мы и называем сонеты, скроенные по этому образцу, “первыми на деревне”.

39 . В свете не прослыть знатоком поэзии, если не повесить вывески “поэт”, “математик” и т.д. Но человек всесторонний не желает никаких вывесок и не делает разницы между ремеслом поэта и золотошвея.

К человеку всестороннему не пристает кличка “поэт” или “математик”: он и то и другое и может судить о самых разных предметах. В нем ничто не бросается в глаза. Он может принять участие в любой беседе, завязавшейся до его прихода. Никто не замечает его познаний в той или иной области, пока в них не появляется надобность, но уж тут о нем немедленно вспоминают, ибо он из того сорта людей, о которых никто не скажет, что они красноречивы, пока не заговорят о красноречии, но стоит заговорить – и все начинают восхвалять красоту их речей.

Стало быть, когда при виде человека первым делом вспоминают, что он понаторел в поэзии, это отнюдь не похвала; с другой стороны, если речь идет о поэзии и никто не спрашивает его мнения, это тоже дурной знак.

40 . Хорошо, когда, назвав кого-то, забывают прибавить, что он “математик”, или “проповедник”, или отличается красноречием, а просто говорят: “Он – порядочный человек”. Мне по душе лишь это всеобъемлющее свойство. Я считаю дурным признаком, когда, при взгляде на человека, все сразу вспоминают, что он написал книгу: пусть столь частное обстоятельство приходит на ум лишь в случае, если речь заходит именно об этом обстоятельстве (Ne quid nimis): иначе оно подменит собой самого человека и станет именем нарицательным. Пусть о человеке говорят, что он – искусный оратор, когда разговор касается ораторского искусства, но уж тут пусть не забывают о нем.

41 . У человека множество надобностей, и расположен он лишь к тем людям, которые способны их ублаготворить – все до единой. “Такой-то – отличный математик”, – скажут ему про имярек. “А на что мне математик? Он, чего доброго, примет меня за теорему”. – “А такой-то – отличный полководец”. – “Еще того не легче! Он примет меня за осажденную крепость. А я ищу просто порядочного человека, который постарается сделать для меня все, в чем я нуждаюсь”.

42 . (Всего понемногу. Уж если невозможно быть всеведущим и досконально знать все обо всем, следует знать всего понемногу. Ибо куда лучше иметь частичные знания, но обо всем, чем доскональные – о какой-нибудь частице: всеохватывающие знания прёдпочтительней. Разумеется, всего лучше знать все вообще и в частности, но если приходится выбирать, следует выбрать знания всеохватывающие, и светские люди это понимают и к этому стремятся, ибо светские люди зачастую – неплохие судьи.)

43 . Доводы, до которых человек додумался сам, обычно кажутся ему куда более убедительными, нежели те, что пришли в голову другим.

44 . Внимая рассказу, со всей подлинностью живописующему какую-нибудь страсть или ее последствия, мы в самих себе находим подтверждение истинности услышанного, хотя до сих пор ничего подобного как будто не испытывали, и вот начинаем любить того, кто помог нам все это прочувствовать, ибо речь идет уже не о его достоянии, а о нашем собственном; таким образом, мы проникаемся приязнью к нему за его достойный поступок, не говоря уже о том, что подобное взаимопонимание всегда располагает к любви.

45 . Реки – это дороги, которые и сами движутся, и нас несут туда, куда мы держим путь.

46 . Язык. – Отвлекать ум от начатого труда следует единственно для того, чтобы дать ему отдых, да и то отнюдь не когда вздумается, а когда нужно, когда для этого приспело время: отдых, если он не вовремя, утомляет и, значит, отвлекает от труда; вот как хитро плотская невоздержанность принуждает нас делать обратное тому, что требуется, и при этом не платит ни малейшим удовольствием – той единственной монетой, ради которой мы готовы на все.

47 . Красноречие. – Существенное следует сочетать с приятным, но и приятное следует черпать в истинном, и только в истинном.

48 . Красноречие – это живописное изображение мысли; поэтому, если, выразив мысль, оратор добавляет к ней еще какие-то черты, он создает уже не портрет, а картину.

49 . Разное. Язык. – Кто, не жалея слов, громоздит антитезы, тот уподобляется зодчему, который ради симметрии изображает ложные окна на стене: он думает не о правильном выборе слов, а о правильном расположений фигур речи.

50 . Симметрия, воспринимаемая с первого взгляда, основана и на том, что нет резона обходиться без нее, и на том, что телосложение человека тоже симметрично; именно поэтому мы привержены к симметрии в ширину, но не в глубину и высоту.

51 . Мысль меняется в зависимости от слов, которые ее выражают. Не мысли придают словам достоинство, а слова – мыслям. Найти примеры.

52 . Скрывать мысль и надевать на нее личину. Уже не король, не Папа, не епископ, а “августейший монарх” и пр., не Париж, а “стольный град державы”. В одних кругах принято называть. Париж Парижем, а в других – непременно стольным градом.

53 . “Карета опрокинулась” или “карета была опрокинута” – в зависимости от смысла. “Полить” или “налить” – в зависимости от намерения.

(Речь г-на Леметра в защиту человека, насильственно посвященного в монахи Ордена кордельеров.)

54 . “Прихвостень власть имущих” – так способен сказать только тот, кто сам прихвостень; “педант” – только тот, кто сам педант; “провинциал” – только тот, кто сам провинциал, и я готов биться об заклад, что это словцо в заголовке книги “Письма к провинциалу” тиснул сам типограф.

55 . Разное. – Ходячее выражение: “Мне явилась охота взяться за это”.

56 . “Открывательная” способность ключа, “притягательная” – крючка.

57 . Разгадать смысл: “Мое участие в этой вашей неприятности”. Г-н кардинал вовсе не стремился быть разгаданным. – “Мой дух преисполнен тревоги”. “Я встревожен” – куда лучше.

58 . Мне становится не по себе от таких вот любезностей: “Я причиняю вам слишком много хлопот, я так боюсь, что наскучил вам, я так боюсь, что посягаю на ваше драгоценное время”. Либо сам начинаешь так говорить, либо раздражаешься.

59 . Что за дурная манера: “Простите меня, сделайте милость!” Когда бы не эта просьба о прощении, я не заметил бы ничего обидного для себя. “Извините за выражение...” Дурно здесь только извинение.

60 . “Погасить пылающий факел восстания” – слишком пышно. “Тревога его гения” – два лишних слова, к тому же весьма смелых.

61 . Порою, подготовив некое сочинение, мы замечаем, что в нем повторяются одни и те же слова, пытаемся их заменить и все портим, настолько они были уместны: это знак, что все нужно оставить как было; пусть себе зависть злорадствует, она слепа и не понимает, что повторение не всегда порок, ибо единого правила тут не существует.

62 . Иные люди хорошо говорят, а вот пишут не очень хорошо. Обстановка и слушатели разжигают их ум, и он работает куда живее, чем когда этого топлива нет.

63 . Лишь кончая писать задуманное сочинение, мы уясняем себе, с чего нам следовало его начать.

64 . Говоря о своих сочинениях, иные авторы то и дело твердят: “Моя книга, мое толкование, мой труд по истории” – и тому подобное. Точь-в-точь как те выскочки, которые обзавелись собственным домом и не устают повторять: “Мой особняк”. Лучше бы говорили: “Наша книга, наше толкование, наш труд по истории”, потому что, как правило, там больше чужого, нежели их собственного.

65 . Пусть не корят меня за то, что я не сказал ничего нового: ново само расположение материала; игроки в мяч бьют по одному и тому же мячу, но с неодинаковой меткостью.

С тем же успехом меня можно корить за то, что я употребляю давным-давно придуманные слова. Стоит по-иному расположить одни и те же мысли – и получается новое сочинение, равно как, если по-иному расположить одни и те же слова, получится новая мысль.

66 . Стоит изменить порядок слов – меняется их смысл, стоит изменить порядок мыслей – меняется впечатление от них.

67 . Доказывая какое-нибудь свое утверждение, люди прибегают к помощи примеров, ну а случись у них надобность доказать несомненность этих примеров, они прибегли бы к новым примерам, ибо каждый считает сложным только то, что он желает доказать, меж тем примеры просты и все объясняют. Вот почему, доказывая любое общее положение, следует подводить его под правило, выведенное из частного случая, а доказывая любой частный случай, следует начинать с общего правила. Ибо всем кажется тёмным лишь то, что они собираются доказать, а доказательства, напротив, – совершенно ясными, хотя подобная уверенность – плод Сложившегося предубеждения: раз что-либо требует доказательства, значит, оно темно, тогда как доказательства совершенно ясны и, следовательно, общепонятны.

68 . Порядок. – Почему я должен согласиться с тем, что моя нравственность состоит из четырех частей, а не из шести? Почему должен считать, что в добродетели их четыре, а не две, не одна-единственная? Почему “Abstine et sustine” предпочтительнее, нежели “Следовать природе”, или платоновского “Делай свое дело, не творя несправедливостей”, или еще чего-нибудь в таком роде? “Но ведь все это, – возразите вы, – может быть выражено единым словом”. Вы правы, но если его не объяснить, оно бесполезно, а едва начинаешь объяснять, растолковывать оное правило; содержащее в себе все остальные, как они незамедлительно выходят из его границ и образуют ту самую путаницу, которой вы хотели избежать. Таким образом, когда все правила заключены в одном, они бесполезны, они словно запрятаны в сундук, а наружу выходят в природной своей запутанности. Природа установила их, но при этом одно не вытекает из другого.

69 . Природа каждую из своих истин ограничила ее собственными пределами, а мы изо всех сил стараемся их совместить и таким образом идем против природы: у всякой истины есть свое место.

70 . Порядок. – Я развил бы рассуждение о порядке примерно так: чтобы стала ясна тщета любых усилий человеческого существования, ясно показать тщету жизни обыденной, а затем – жизни, согласной с философией пирроников, стоиков; но порядка в ней все равно не будет. Я более или менее знаю, каким он должен быть и сколь мало на свете людей, обладающих этим знанием. Ни одна наука, созданная людьми, не смогла его соблюсти. Не смог его соблюсти и святой Фома. Есть порядок в математике, но, при всей своей глубине, она бесполезна.

71 . Пирронизм. – Я решил записать, здесь свои мысли, притом не соблюдая никакого порядка, и эта чересполосица будет, возможно, намеренной: в ней-то и заложен настоящий порядок, который с помощью этого самого беспорядка выявит суть трактуемого мною предмета. Я оказал бы ему слишком много чести, если бы изложил свои мысли в строгом порядке, меж тем как моя цель – доказать, что никакого порядка в нем нет и быть не может.

72 . Порядок. – Против утверждения, будто в изложении Священного Писания нет порядка. У сердца свой порядок, у разума – свой, основанный на доказательствах неких главных положений: порядок, присущий сердцу, совсем другого свойства. Никто не станет доказывать, что именно его должно любить, выстраивая в строгом порядке причины оного долженствования, – это было бы смехотворно.

У Иисуса Христа, у святого Павла свой порядок в проповеди милосердия, ибо их цель – не учительство, а возжигание огня в людских душах. Точно так же и у . Порядок этот основан на постоянных отступлениях от главной темы, чтобы, неизменно возвращаясь к ней в конце, крепче ее запечатлеть.

73 . Первая часть. – Горестное ничтожество человека, который не обрел Бога.

Блез Паскаль (1623-1662) - французский математик, физик, религиозный философ и писатель. Сформулировал одну из основных теорем проективной геометрии. Работы по арифметике, теории чисел, алгебре, теории вероятностей.

Блез Паскаль сконструировал (1641, по другим сведениям - 1642) суммирующую машину. Один из основоположников гидростатики, установил ее основной закон (Закон Паскаля: давление на поверхность жидкости, производимое внешними силами, передается жидкостью одинаково во всех направлениях). На законе Паскаля основано действие гидравлических прессов и других гидростатических машин.

Работы по теории воздушного давления. Сблизившись с представителями янсенизма, Блез Паскаль с 1655 вел полумонашеский образ жизни. Полемика с иезуитами отразилась в «Письмах к провинциалу» (1656-57) - шедевре французской сатирической прозы. В «Мыслях» (опубликованы в 1669). Паскаль развивает представление о трагичности и хрупкости человека, находящегося между двумя безднами - бесконечностью и ничтожеством (человек - «мыслящий тростник»). Путь постижения тайн бытия и спасения человека от отчаяния видел в христианстве. Б. Паскаль сыграл значительную роль в формировании французской классической прозы.

Блез Паскаль - сын Этьена Паскаля и Антуанетты, урожденной Бегон, родился в Клермоне 19 июня 1623 года. Вся семья Паскалей отличалась выдающимися способностями. Что касается самого Блеза, он с раннего детства обнаруживал признаки необыкновенного умственного развития.

В 1631 году, когда маленькому Паскалю было восемь лет, его отец переселился со всеми детьми в Париж, продав по тогдашнему обычаю свою должность и вложив значительную часть своего небольшого капитала в Отель де-Билль.

Имея много свободного времени, Этьен Паскаль специально занялся умственным воспитанием сына. Он сам много занимался математикой и любил собирать у себя в доме математиков. Но, составив план занятий сына, он отложил математику до тех пор, пока сын не усовершенствуется в латыни. Юный Паскаль просил отца объяснить, по крайней мере, что за наука геометрия? «Геометрия, - ответил отец, - есть наука, дающая средство правильно чертить фигуры и находить отношения, существующие между этими фигурами».

Каково же было удивление отца, когда он нашел сына, самостоятельно пытающегося доказать свойства треугольника. Отец дал Блезу Евклидовы «Начала», позволив читать их в часы отдыха. Мальчик прочел Евклидову «Геометрию» сам, ни разу не попросив объяснения.

Собрания, проходившие у отца Паскаля и у некоторых из его приятелей, имели характер настоящих ученых заседаний. Раз в неделю математики, примыкавшие к кружку Этьена Паскаля, собирались, чтобы читать сочинения членов кружка, предлагать разные вопросы и задачи. Иногда читались также присланные заграничными учеными записки. Деятельность этого скромного частного общества или, скорее, приятельского кружка стала началом будущей славной Парижской академии.

С шестнадцатилетнего возраста молодой Блез Паскаль также стал принимать деятельное участие в занятиях кружка. Он был уже настолько силен в математике, что овладел почти всеми известными в то время методами, и среди членов, наиболее часто представлявших новые сообщения, он был одним из первых. Очень часто из Италии и Германии присылались задачи и теоремы, и если в присланном была какая-либо ошибка, Паскаль одним из первых замечал ее.

Шестнадцати лет Блез Паскаль написал весьма примечательный трактат о конических сечениях, то есть о кривых линиях, получающихся при пересечении конуса плоскостью, - таковы эллипс, парабола и гипербола. От этого трактата, к сожалению, уцелел лишь отрывок. Родственники и приятели Паскаля утверждали, что «со времен Архимеда в области геометрии не было сделано подобных умственных усилий» - отзыв преувеличенный, но вызванный удивлением к необычайной молодости автора.

Однако усиленные занятия вскоре подорвали и без того слабое здоровье Паскаля. В восемнадцать лет он уже постоянно жаловался на головную боль, на что первоначально не обращали особого внимания. Но окончательно расстроилось здоровье Паскаля во время чрезмерных работ над изобретенной им арифметической машиной.

Придуманная Паскалем машина была довольно сложна по устройству, и вычисление с ее помощью требовало значительного навыка. Этим и объясняется, почему она осталась механической диковинкой, возбуждавшей удивление современников, но не вошедшей в практическое употребление.

Со времени изобретения Блезом Паскалем арифметической машины имя его стало известным не только во Франции, но и за ее пределами.

В 1643 году один из способнейших учеников Галилея, Торричелли, исполнил желание своего учителя и предпринял опыты по подъему различных жидкостей в трубках и насосах. Торричелли вывел, что причиною подъема как воды, так и ртути является вес столба воздуха, давящего на открытую поверхность жидкости. Таким образом, был изобретен барометр и явилось очевидное доказательство весомости воздуха.

Эти эксперименты заинтересовали Паскаля. Опыты Торричелли, сообщенные ему Мерсенном, убедили молодого ученого в том, что есть возможность получить пустоту, если не абсолютную, то, по крайней мере, такую, в которой нет ни воздуха, ни паров воды. Отлично зная, что воздух имеет вес, Блез Паскаль напал на мысль объяснить явления, наблюдаемые в насосах и в трубках, действием этого веса. Главная трудность, однако, состояла в том, чтобы объяснить способ передачи давления воздуха.

Блез, напав на мысль о влиянии веса воздуха, рассуждал так: если давление воздуха действительно служит причиной рассматриваемых явлений, то из этого следует, что чем меньше или ниже, при прочих равных условиях, столб воздуха, давящий на ртуть, тем ниже будет стол ртути в барометрической трубке. Стало быть, если мы поднимемся на высокую гору, барометр должен опуститься, так как мы стали ближе прежнего к крайним слоям атмосферы и находящийся над нами стол воздуха уменьшился.

Паскалю тотчас же пришла мысль проверить это положение опытом, и он вспомнил о находящейся подле Клермона горе Пюи-де-Дом. 15 ноября 1647 года Блез Паскаль провел первый эксперимент. По мере подъема на Пюи-де-Дом ртуть понижалась в трубке - и так значительно, что разница на вершине горы и у ее подошвы составила более трех дюймов. Этот и другие опыты окончательно убедили Паскаля в том, что явление подъема жидкостей в насосах и трубках обусловлено весом воздуха. Оставалось объяснить способ передачи давления воздуха.

Наконец, Паскаль показал, что давление жидкости распространяется во все стороны равномерно и что из этого свойства жидкостей вытекают почти все остальные их механические свойства; затем Паскаль показал, что и давление воздуха по способу своего распространения совершенно подобно давлению воды.

По тем открытиям, которые были сделаны Паскалем относительно равновесия жидкостей и газов, следовало ожидать, что из него выйдет один из крупнейших экспериментаторов всех времен. Но здоровье...

Состояние здоровья сына нередко внушало отцу серьезные опасения, и с помощью друзей дома он не раз убеждал молодого Паскаля развлечься, отказаться от исключительно научных занятий. Врачи, видя его в таком состоянии, запретили ему всякого рода занятия; но этот живой и деятельный ум не мог оставаться праздным. Не будучи более занят ни науками, ни делами благочестия, Блез Паскаль начал искать удовольствий и, наконец, стал вести светскую жизнь, играть и развлекаться. Первоначально все это было умеренно, но постепенно он вошел во вкус и стал жить, как все светские люди.

После смерти отца Паскаль, став неограниченным хозяином своего состояния, в течение некоторого времени продолжал еще жить светскою жизнью, хотя все чаще и чаще у него наступали периоды раскаяния. Было, однако, время, когда Блез Паскаль стал неравнодушен к женскому обществу: так, между прочим, он ухаживал в провинции Пуату за одной весьма образованной и прелестной девицей, писавшей стихи и получившей прозвище местной Сафо. Еще более серьезные чувства явились у Паскаля по отношению к сестре губернатора провинции, герцога Роанеза.

По всей вероятности, Блез или вовсе не решился сказать любимой девушке о своих чувствах, или выразил их в такой скрытой форме, что девица Роанез, в свою очередь, не решилась подать ему ни малейшей надежды, хотя если не любила, то высоко чтила Паскаля. Разность общественных положений, светские предрассудки и естественная девическая стыдливость не дали ей возможности обнадежить Паскаля, который мало-помалу привык к мысли, что эта знатная и богатая красавица никогда не будет принадлежать ему.

Втянувшись в светскую жизнь, Паскаль, однако, никогда не был и не мог быть светским человеком. Он был застенчив, даже робок, и в то же время чересчур наивен, так что многие его искренние порывы казались просто мещанской невоспитанностью и бестактностью.

Однако светские развлечения, как ни парадоксально, способствовали одному из математических открытий Паскаля. Некто кавалер де Мере, хороший знакомый ученого, страстно любил играть в кости. Он и поставил перед Блезом Паскалем и другими математиками две задачи. Первая: как узнать, сколько раз надо метать две кости в надежде получить наибольшее число очков, то есть двенадцать; другая: как распределить выигрыш между двумя игроками в случае неоконченной партии.

Математики привыкли иметь дело с вопросами, допускающими вполне достоверное, точное или, по крайней мере, приблизительное решение. Здесь предстояло решить вопрос, не зная, который из игроков мог бы выиграть в случае продолжения игры? Ясно, что речь шла о задаче, которую надо было решить на основании степени вероятности выигрыша или проигрыша того или другого игрока. Но до тех пор ни одному математику еще не приходило в голову вычислять события только вероятные. Казалось, что задача допускает лишь гадательное решение, то есть что делить ставку надо совершенно наудачу, например, метанием жребия, определяющего, за кем должен остаться окончательный выигрыш.

Необходим был гений Паскаля и Ферма, чтобы понять, что такого рода задачи допускают вполне определенные решения и что «вероятность» есть величина, доступная измерению.

Первая задача сравнительно легка: надо определить, сколько может быть различных сочетаний очков; лишь одно из этих сочетаний благоприятно событию, все остальные неблагоприятны, и вероятность вычисляется очень просто.

Вторая задача значительно труднее. Обе были решены одновременно в Тулузе математиком Ферма и в Париже Паскалем. По этому поводу в 1654 году между Паскалем и Ферма завязалась переписка, и, не будучи знакомы лично, они стали лучшими друзьями. Ферма решил обе задачи посредством придуманной им теории сочетаний. Решение Паскаля было значительно проще: он исходил из чисто арифметических соображений. Нимало не завидуя Ферма, Паскаль, наоборот, радовался совпадению результатов и писал: «С этих пор я желал бы раскрыть перед вами свою душу, так я рад тому, что наши мысли встретились. Я вижу, что истина одна и та же в Тулузе и в Париже».

Теория вероятностей имеет огромное применение. Во всех случаях, когда явления чересчур сложны, чтобы допустить абсолютно достоверное предсказание, теория вероятностей дает возможность получить результаты, весьма близкие к реальным и вполне годные на практике.

Работы над теорией вероятностей привели Блеза Паскаля к другому замечательному математическому открытию, он составил так называемый арифметический треугольник, позволяющий заменять многие весьма сложные алгебраические вычисления простейшими арифметическими действиями.

Однажды ночью мучимый жесточайшей зубною болью ученый стал вдруг думать о вопросах, касающихся свойств так называемой циклоиды - кривой линии, обозначающей путь, проходимый точкой, катящейся по прямой линии круга, например колеса. За одной мыслью последовала другая, образовалась целая цепь теорем. Изумленный ученый стал писать с необычайной быстротою. Все исследование было написано в восемь дней, причем Паскаль писал сразу, не переписывая. Две типографии едва поспевали за ним, и только что исписанные листы тотчас сдавались в набор. Таким образом, явились в свет последние научные работы Паскаля.

Это замечательное исследование о циклоиде приблизило Паскаля к открытию дифференциального исчисления, то есть анализа бесконечно малых величин, но все же честь этого открытия досталась не ему, а Лейбницу и Ньютону. Будь Блез Паскаль более здоров духом и телом, он, несомненно, довел бы свой труд до конца. У Паскаля мы видим уже вполне ясное представление о бесконечных величинах, но вместо того, чтобы развить его и применить в математике, Паскаль отвел широкое место бесконечному лишь в своей апологии христианства.

Паскаль не оставил после себя ни одного цельного философского трактата, тем не менее в истории философии он занимает вполне определенное место. Как философ Блез Паскаль представляет в высшей степени своеобразное соединение скептика и пессимиста с искренно верующим мистиком; отголоски его философии можно встретить даже там, где их менее всего ожидаешь. Многие из блестящих мыслей Паскаля повторяются в несколько измененном виде не только Лейбницем, Жан Жаком Руссо, Артуром Шопенгауэром, Львом Толстым, но даже таким противоположным Паскалю мыслителем, как Вольтер. Так, например, известное положение Вольтера, гласящее, что в жизни человечества малые поводы часто влекут за собою огромные последствия, навеяно чтением «Мыслей» Паскаля.

«Мысли» Паскаля часто сопоставляли с «Опытами» Монтеня и с философскими сочинениями Декарта. У Монтеня Паскаль заимствовал несколько мыслей, передав их по-своему и выразив их своим сжатым, отрывочным, но в то же время образным и пламенным слогом С Рене Декартом Блез Паскаль согласен лишь по вопросу об автоматизме, да еще в том, что признает, подобно Декарту, наше сознание непреложным доказательством нашего существования. Но исходная точка Паскаля и в этих случаях отличается от декартовской. «Я мыслю, стало быть - существую», - говорит Декарт. «Я сочувствую ближним, стало быть, я существую, и не только материально, но и духовно», - говорит Паскаль. У Декарта божество есть не более как внешняя сила; для Паскаля божество есть начало любви, в одно и то же время внешнее и присутствующее в нас Паскаль насмехался над декартовским понятием о божестве не в меньшей мере, чем над его «тончайшей материей».

Последние годы жизни Паскаля были рядом непрерывных физических страданий. Он выносил их с изумительным героизмом. Потеряв сознание, после суточной агонии Блез Паскаль умер 19 августа 1662 года, тридцати девяти лет от роду.

В вашем браузере отключен Javascript.
Чтобы произвести расчеты, необходимо разрешить элементы ActiveX!

Блез Паскаль. Известные цитаты

Будем же учиться хорошо мыслить – вот основной принцип морали.

Блез Паскаль

Величие не в том, чтобы впадать в крайность, но в том, чтобы касаться одновременно двух крайностей и заполнять промежуток между ними.

Блез Паскаль

В любви молчание дороже слов.

Блез Паскаль

Веления разума гораздо более властны, чем приказания любого повелителя: неповиновение последнему делает человека несчастным, неповиновение же первому - глупцом.

Блез Паскаль

Взвесим выигрыш и проигрыш, ставя на то, что Бог есть. Возьмём два случая: если выиграете, вы выиграете всё; если проиграете, то не потеряете ничего. Поэтому, не колеблясь, ставьте на то, что Он есть.

Блез Паскаль

Воспитательное воздействие вида зла сильнее примера добра, ибо зло обыкновенно, тогда как добро случается редко.

Блез Паскаль

Все несчастья человека происходят оттого, что он не желает спокойно сидеть у себя дома - там, где ему положено.

Блез Паскаль

Все тела, небесный свод, звезды, Земля и её царства не идут в сравнение с самым низким из умов, ибо ум несет в себе знание обо всем этом, тела же не ведают ничего.

Блез Паскаль

Всё наше достоинство - в способности мыслить. Только мысль возносит нас, а не пространство и время, в которых мы - ничто. Постараемся же мыслить достойно - в этом основа нравственности.

Блез Паскаль

Всякий раз мы смотрим на вещи не только с другой стороны, но и другими глазами - поэтому и считаем, что они переменились.

Блез Паскаль

Доводы, до которых человек додумывается сам, обычно убеждают его больше, нежели те, которые пришли в голову другим.

Блез Паскаль

Для человека заурядного все люди на одно лицо.

Блез Паскаль

Если Бога нет, а я в Него верю, я ничего не теряю. Но если Бог есть, а я в Него не верю, я теряю всё.

Блез Паскаль

И те, что пишут не для славы, желают признания, что хорошо написали, а те, что читают их, - похвалы за то, что прочли.

Блез Паскаль

Иные наши пороки - только отростки других, главных: они отпадут, как древесные ветки, едва вы срубите ствол.

Блез Паскаль

Истина так нежна, что, чуть только отступил от неё, - впадаешь в заблуждение; но и заблуждение это так тонко, что стоит только немного отклониться от него, и оказываешься в истине.

Блез Паскаль

Когда человек пытается довести свои добродетели до крайних пределов, его начинают обступать пороки.

Блез Паскаль

Красноречие - это живописное изображение мысли.

Блез Паскаль

Кто входит в дом счастья через дверь удовольствий, тот обыкновенно выходит через дверь страданий.

Блез Паскаль

Кто не любит истину, тот отворачивается от неё под предлогом, что она оспорима.

Блез Паскаль

Легче умереть, не думая о смерти, чем думать о ней, даже когда она не грозит.

Блез Паскаль

Лучшее в добрых делах - это желание их утаить.

Блез Паскаль

Лучшие книги те, о которых читатели думают, что они могли бы написать их сами.

Блез Паскаль

Люди делятся на праведников, которые считают себя грешниками, и грешников, которые считают себя праведниками.

Блез Паскаль

Люди ищут удовольствий, бросаясь из стороны в сторону только потому, что чувствуют пустоту своей жизни, но не чувствуют ещё пустоты той новой потехи, которая их притягивает.

Блез Паскаль

Люди не могут дать силу праву и дали силе право.

Блез Паскаль

Мы должны благодарить тех, которые указывают нам наши недостатки.

Блез Паскаль

Мир - это сфера, центр которой повсюду, а окружности нет нигде.

Блез Паскаль

Молчание - величайшее из человеческих страданий; святые никогда не молчали.

Блез Паскаль

Мы бываем счастливы, только чувствуя, что нас уважают.

Блез Паскаль

Мы любим не человека, а его свойства.

Блез Паскаль

Мы никогда не живём настоящим, все только предвкушаем будущее и торопим его, словно оно опаздывает, или призываем прошлое и стараемся его вернуть, словно оно ушло слишком рано. Мы так неразумны, что блуждаем во времени, нам не принадлежащем, пренебрегая тем единственным, которое нам дано.

Блез Паскаль

Мы познаем правду не только умом, но и сердцем.

Блез Паскаль

Мы теряем даже жизнь с радостью - лишь бы об этом говорили.

Блез Паскаль

Мысль меняется в зависимости от слов, которые её выражают.

Блез Паскаль

Не только сама истина даёт уверенность, но и одно искание её даёт покой...

Блез Паскаль

Никогда злые дела не творятся так легко и охотно, как во имя религиозных убеждений.

Блез Паскаль

Jamais on ne fait le mal si pleinement et si gaiement que quand on le fait par conscience.

Блез Паскаль

Ничто так не согласно с разумом, как его недоверие к себе.

Блез Паскаль

Насколько справедливее кажется адвокату дело, за которое ему щедро заплатили.

Блез Паскаль

Не заботятся о приобретении почёта в городе, через который только проезжают, но, когда приходится жить в нем некоторое время, сказанная забота появляется.

Блез Паскаль

Нет почти ничего такого справедливого или несправедливого, что не меняло бы своего свойства с переменой климата.

Блез Паскаль

О нравственных качествах человека нужно судить не по отдельным его усилиям, а по его повседневной жизни.

Блез Паскаль

Общественное мнение правит людьми.

Блез Паскаль

Открыто являясь тем, кто ищет Его всем сердцем, и скрываясь от тех, кто всем сердцем бежит от Него, Бог регулирует человеческое знание о Себе. Он дает знаки, видимые для ищущих Его и невидимые для равнодушных к Нему. Тем, кто хочет видеть, Он дает достаточно света. Тем, кто видеть не хочет, Он дает достаточно тьмы.

Блез Паскаль

Познание Бога без сознания нашей немощи производит гордость. Сознание же нашей немощи без познания Иисуса Христа ведет к отчаянию. Но познание Иисуса Христа ограждает нас и от гордости и от отчаяния, ибо в Нем мы обретаем, как сознание своей немощности, так и единственный путь к ее уврачеванию.

Блез Паскаль

Понятие справедливости так же подвержено моде, как женские украшения.

Блез Паскаль

Последний вывод разума – это признание, что есть бесконечное число вещей, превосходящих его. Он слаб, если не доходит до признания этого. Где надо – следует сомневаться, где надо – говорить с уверенностью, где надо – признавать своё бессилие. Кто так не поступает, не понимает силы разума.:110

Блез Паскаль

Предвидеть - значит управлять.

Блез Паскаль

Прошлое и настоящее - наши средства, только будущее - наша цель.

Блез Паскаль

Пусть человеку нет никакой выгоды лгать - это ещё не значит, что он будет говорить правду: лгут просто во имя лжи.

Блез Паскаль

Само собой понятное и очевидное не следует определять: определение лишь затемнит его.:250

Блез Паскаль

Справедливость должна быть сильной, а сила должна быть справедливой.

Блез Паскаль

Случайные открытия делают только подготовленные умы.- Эта цитата на самом деле принадлежит Луи Пастеру (и только в Рунете её приписывают Паскалю). На английском - Chance favors only the prepared mind.

Блез Паскаль

Справедливость без силы - одна немощь, сила без справедливости - тиран.

Блез Паскаль

Суть несчастья в том, чтобы желать и не мочь.

Блез Паскаль

Существует достаточно света для тех, кто хочет видеть, и достаточно мрака для тех, кто не хочет.

Блез Паскаль

Сердце имеет доводы,которых не знает разум

Блез Паскаль

Сила, а не общественное мнение правит миром, но мнение использует эту силу.

Блез Паскаль

Только Бог может заполнить вакуум в сердце каждого человека. Ничто из сотворённого человеком этот вакуум заполнить не может. Только Бог, Которого мы познаём через Иисуса Христа, заполняет эту пустоту

Блез Паскаль

Ухо наше для лести - широко раскрытая дверь, для правды же - игольное ушко.

Блез Паскаль

Человек это тростинка, самое слабое в природе существо, но эта тростинка мыслящая

Блез Паскаль

Человек - не ангел и не животное, и несчастье его в том, что чем больше он стремится уподобиться ангелу, тем больше превращается в животное.

Блез Паскаль

Человека иногда больше исправляет вид зла, чем пример добра.

Блез Паскаль

Чрезмерная краткость речи иной раз превращает её в загадку.

Блез Паскаль

Человек - это приговорённый к смерти, казнь которого откладывается.

Блез Паскаль

Это письмо получилось таким длинным потому, что у меня не было времени написать его короче.

Блез Паскаль

Блез Паскаль, краткая биография которого изложена в данной статье, - французский математик, физик, философ и мастер прозы. Он заложил основы современной теории вероятностей, сформулировал основной закон гидростатики и распространял религиозное учение познания Бога через сердце, а не разум. Его принцип интуитивизма оказал влияние на таких философов, как Жан-Жак Руссо и Анри Бергсон, а также на экзистенциалистов.

Краткая биография и открытия

Блез Паскаль родился 19.06.1623 в Клермон-Ферране, Франция. Его отец Этьен Паскаль председательствовал в местном налоговом суде. Его мать умерла в 1626 г. В 1631 г. семья переехала в Париж, где отец посвятил себя воспитанию и обучению детей. Сестра Блеза Жаклин (1625 г. р.) считалась вундеркиндом в литературных кругах, а сам он оказался не менее одаренным в математике.

Интересно, что определенный отрезок биографии Блеза Паскаля напоминает ранние годы жизни Лейбница. В 1640 г. он написал эссе о конических сечениях, основанное на его изучении классического труда Жерара Дезарга по синтетической проективной геометрии. Работа молодого человека имела большой успех в математических кругах и даже вызвала зависть великого французского рационалиста и математика Рене Декарта. Между 1642 и 1644 годами Паскаль задумал и построил вычислительное устройство «Паскалин», чтобы помочь отцу, в 1639 году назначенному местным администратором в Руане, в его налоговых расчетах. Машина рассматривалась современниками как основное достижение французского ученого, и не без оснований, поскольку в некотором смысле это был первый цифровой калькулятор - она работала с целыми числами. Значение этого вклада объясняет юношескую гордость, которая проявилась в посвящении машины в 1644 г. канцлеру Франции Пьеру Сегье.

Обращение к религии

До 1646 г. семья Паскаля придерживалась строго римско-католических принципов, хотя зачастую они являлись лишь заменой внутренней религии. Однако болезнь отца привела Блеза к более глубокой религиозности. Он познакомился с двумя учениками аббата Сен-Сирана, который был настоятелем монастыря Пор-Рояль. Последний дал Паскалю моральные и теологические представления о янсенизме и вызвал у него мысли о монастыре. Янсенизм являлся формой августинианизма в римско-католической церкви. Он отвергал свободную волю, принимал предопределеность и учил, что божественная благодать, а не добрые дела, является ключом к спасению. Центром распространения доктрины был монастырь в Пор-Рояле. Паскаль почувствовал необходимость обращения к Богу и убедил в этом свою семью. Его письма указывают на то, что в течение нескольких лет он являлся духовным советником своих родных, но его внутренний конфликт между мирской и аскетичной жизнью еще не был разрешен.

Изобретения и открытия

Вновь погруженный в свои научные интересы, он проверял теории Галилея и Евангелиста Торричелли (итальянского физика, который открыл принцип барометра). Для этого физик Блез Паскаль воспроизвел и усилил эксперименты по атмосферному давлению, создавая ртутные барометры и измеряя давление воздуха в Париже и на вершине горы у Клермон-Феррана. Эти испытания проложили путь для дальнейших исследований гидродинамики и гидростатики.

К сожалению, в краткой биографии Блеза Паскаля невозможно подробно рассказать обо всех его работах - здесь упомянуты лишь основные достижения французского ученого. Во время экспериментов он изобрел шприц и создал гидравлический пресс. Работа последнего была основана на принципе, впоследствии названном именем Паскаля: давление, производимое на жидкость, передается во всех направлениях независимо от области, к которой оно применяется. Его публикации по проблеме вакуума (1647-48) еще больше повысили его репутацию.

Когда он заболел от переутомления (а, возможно, и действия паров ртути), врачи посоветовали ему отвлечься. Но «мирской период» (1651-54) был, по сути, временем интенсивной научной работы, в течение которого он сделал ряд открытий. В физику Блез Паскаль внес свою лепту, написав трактаты о равновесии в жидких растворах, о весе и плотности воздуха, а в математику - работой об арифметическом треугольнике. А во фрагменте последнего труда De Alea Geometriae он заложил основы исчисления вероятностей.

Новая жизнь

К концу 1653 года французский ученый начал испытывать чувство вины по отношению к религии. «Ночь огня», интенсивное, возможно, мистическое «обращение», которое он испытал 23 ноября 1654 года, ознаменовала для него начало новой жизни. В январе 1655 г. Паскаль перебрался в Пор-Рояль, и хотя он никогда не стал отшельником, впоследствии он писал только по просьбе янсенистов и никогда больше не публиковался от своего имени. Две работы, по которым он в основном известен - «Письма к провинциалу» и «Мысли» - относятся к годам его жизни, проведенным в Пор-Рояле.

«Письма к провинциалу»

Блез Паскаль написал 18 писем в защиту Антуана Арно, оппонента иезуитов и защитника янсенизма, который предстал перед богословским факультетом в Париже за его противоречивые религиозные произведения. Они посвящены божественной благодати и этическому кодексу иезуитов. Ослабленная мораль, которой они учили, была уязвимым местом в их спорах с Пор-Роялем. Паскаль свободно цитирует иезуитские диалоги и дискредитирующие их цитаты из их собственных произведений, иногда в духе насмешек, иногда с негодованием. В двух последних письмах, посвященных вопросу о благодати, автор предложил примирительную позицию, которая позже позволила Порт-Ройалю подписать в 1668 г. соглашение о временном прекращении конфликта.

Значение «Писем»

«Письма к провинциалу» имели мгновенный успех. В первую очередь благодаря их форме, в которой напыщенная и утомительная риторика впервые сменили разнообразие, краткость и точность стиля. Как признал основатель французской литературной критики Николя Боало, они стали началом современной французской прозы. Отчасти их популярность в протестантских и скептически настроенных кругах базируется на силе их атаки на иезуитов. В Англии «Письма» получили наибольшее распространение, когда римский католицизм представлял угрозу для англиканской церкви. Тем не менее, они помогли католицизму стать сильнее - в 1678 г. Папа Иннокентий XI сам осудил половину утверждений, ранее осужденных Паскалем.

Таким образом, «Письма к провинциалу» сыграли решающую роль в содействии возвращению к внутренней религии и помогли обеспечить конечный триумф идей, изложенных в трактате Антуана Арно De la fréquente communion (1643), в котором он протестовал против идеи о том, что развратник может искупить продолжение греха частым причащением без покаяния - тезис, остававшийся почти неоспоримым, пока французская церковь не ощутила последствия отзыва в 1685 г. Нантского эдикта (который предоставил свободу вероисповедания французским протестантам). Если иезуиты представляли контрреформацию преимущественно своей ортодоксальностью и послушанием церковной власти, в «Провинциальных письмах» предлагался более духовный подход и подчеркивался союз души с мистическим телом христа через милосердие.

«Мысли»

Паскаль, наконец, решил написать труд о христианской апологетике как продолжение своих размышлений о чудесах и других доказательствах христианства. Работа осталась незавершенной. Между 1657 и 1658 гг. он составил большую часть заметок и фрагментов, которые редакторы опубликовали под неподходящим названием «Мысли». В «Апологии» Блез Паскаль показывает человека без благодати как непостижимую смесь величия и убожества, неспособных к истине или достижению высшего блага, к которому стремится его природа. Религия объясняет противоречия, которые, по мнению автора, философия и прагматизм неспособны разрешить, и поэтому ее следует любить и лелеять. Безразличие скептика должно быть преодолено следующим аргументом: если Бога не существует, веря в него, скептик ничего не теряет; но если он существует, скептик, веря в него, получает вечную жизнь. Паскаль настаивает на том, чтобы людей приходили к Богу только через Иисуса Христа, потому что живое существо никогда бы не познало бесконечное, если бы Иисус не спустился, чтобы оценить, насколько низко пал человек.

Во второй части работы автор применяет августинскую теорию аллегорической интерпретации библейских типов (фигуративов), делает обзор раввинских текстов, устойчивости истинной религии, деятельности Моисея и доказательств, касающиеся богоподобной роли Иисуса Христа; и, наконец, дает картину примитивной церкви и исполнения пророчеств.

Но вернемся к биографии Блеза Паскаля.

Последние годы жизни

Блез Паскаль вновь занялся наукой. Во-первых, «господа из Пор-Ройяля» сами попросили о его помощи в составлении «Элементов геометрии» (1657-58), и, во-вторых, ему было предложено опубликовать то, что он открыл о циклоидных кривых - предмете, над которым работали величайшие математики того времени. Новая известность дала ему чувство самоуважения, но с февраля 1659 года болезнь вернула его в прежнее настроение, и он написал «молитву за обращение», которую английские клирики Чарльз и Джон Уэсли, основавшие методистскую церковь, позже так высоко оценивали. Будучи едва способным к регулярной работе, Паскаль отдавал себя помощи бедным и вел аскетичную и молитвенную жизнь. Вместе с тем, он принимал участие в спорах, вызванных требованием церковных властей перед получением таинств подписывать документ, осуждающий 5 положений янсенизма. Разногласия с теологами Пор-Ройяля вынудили его отказаться от дискуссии, хотя он не разорвал отношения с янсенистами.

Блез Паскаль умер 19.08.1662 после перенесенной страшной боли, вероятно, от карциноматозного менингита, ставшего следствием злокачественной язвы желудка. Его поддерживал приходской священник, не являвшийся янсенистом.

Наследие

Физик, математик, красноречивый публицист и вдохновленная творческая личность был смущен обилием своих талантов. Предполагается, что слишком резкое изменение интересов Блеза Паскаля помешало ему обнаружить закономерности исчисления бесконечно малых. В некоторых местах «Писем к провинциалу» он рассматривает отношения людей с Богом так, как если бы они являлись геометрической задачей. Но эти соображения перевешивает то, что он извлек из множества своих дарований. Его религиозные тексты строги из-за его научной подготовки, а любовь Блеза Паскаля к фактам проявляется как в использовании множества цитат, так и в его решимости отказаться от энергичного метода нападения, который он так эффективно применил в своей «Апологии».