Первая Мировая война - одно из главных событий, которое повлияло на судьбу Адольфа Гитлера и в какой-то мере предопределили его дальнейшую политическую карьеру. Но, тем важнее, что первые негативные отзывы, чтобы как-то унизить Гитлера-солдата стали касались как раз Первой мировой войны. Когда Гитлер впервые услышал об объявлении войны, то как пишет он в Майн Кампф: «те часы стали для меня как бы избавлением от неприятных воспоминаний юности. Я не стыжусь признаться, что от охватившего меня восторга упал на колени и от всего сердца возблагодарил небеса за то, что мне даровано счастье жить в такое время».

И когда 1 августа 1914 года началась Первая мировая война, Гитлера обрадовало известие о войне. Он немедленно подал заявление Людвигу III, чтобы получить разрешение служить в Баварской армии. Уже на следующий день ему предложили явиться в любой баварский полк. Он выбрал 16-й резервный Баварский полк, «полк имени Листа», по фамилии убитого командира. 16 августа он был зачислен в 6-й резервный батальон 2-го баварского пехотного полка № 16, состоящего из добровольцев. 1 сентября переведён в 1-ю роту Баварского резервного пехотного полка номер 16. 8 октября 1914 года присягнул на верность королю Баварии и императору Францу Иосифу. Вскоре был направлен на Западный фронт.

Адольф Гитлер принял участие в множестве боях, поэтому его можно отнести к фронтовикам, которые получили большой опыт на полях Первой мировой войны. 29 октября 1914 года Гитлер принимает участие в первой для себя битве на Изере. Затем с 30 октября по 24 ноября 1914 года - в битве на Ипре. А 1 ноября 1914 года ему было присвоено звание ефрейтора. Вскоре он был переведён на должность связного в штаб полка. После позиционных боёв во Фландрии, которые проходили с 25 ноября по 13 декабря 1914 года, ефрейтора Адольфа Гитлера награждают Железным крестом II степени (2 декабря 1914 года).

С 14 декабря 1914 года по 9 марта 1915 года - проходят позиционные бои во французской Фландрии. И в дальнейшем 1915 году Гитлер участвовал также в битве под Нав-Шапелем, под Ла Басе и Аррасом. В 1916 году он участвовал в разведывательных и демонстрационных боях 6-й армии в связи с битвой на Сомме, а также в сражении под Фромелем и непосредственно в битве на Сомме.

Ранен в левое бедро осколком гранаты под Ле Баргюр в первой битве на Сомме. Попал в лазарет Красного Креста в Беелице - до марта 1917 года. А с марта 1917 года началась весенняя битва под Аррасом. Также в этом году Гитлер участвовал в боях в Артуа, Фландрии и в Верхнем Эльзасе. 17 сентября 1917 года он был награждён Крестом с мечами за боевые заслуги III степени.

В 1918 году Гитлер участвовал в так называемой Великой битве во Франции, в боях под Эвре и Мондидье. 9 мая этого же года он был награждён полковым дипломом за выдающуюся храбрость в боях под Фонтане. А через несколько дней получает знак отличия раненых (чёрный). С мая по июль принимает участие в боях под Суассоном и Реймсом, также в позиционных боях между Уазой, Марной и энной; в наступальных боях на Марне и в Шампани. Кроме того, участвует в оборонительных сражениях на Суасоне, Реймсе и Марне. В августе участвует в битве под Монси-Бапом. А 15 октября 1918 года после отравление газом под Ла Монтенем в результате взрыва рядом с ним химического снаряда, получил поражение глаз и временно потерял зрение. Далее проходит лечение в баварском полевом лазарете в Уденарде, затем в прусском тыловом лазарете в Пазевальке, где и узнал о капитуляции Германии и свержении кайзера.

Всего, за время войны Гитлер напрямую участвовал в 39 боях. Получил за это время несколько ранений. Вот те награды, которые он получил во время Первой мировой войны:

1) 2. 12. 1914г. - Награждение Железным крестом II степени.

2) 17. 9. 1917 г. - Награждение Крестом с мечами за боевые заслуги III степени.

3) 9. 5. 1918 г. - Награждение полковым дипломом за выдающуюся храбрость при Фонтене.

4) 18. 5. 1918 г. - Получение знака отличия раненных.

5) 4. 8. 1918 г. - Награждение Железным крестом I степени.

6) 25. 8. 1918 г. - Вручение знака служебного отличия III степени.

Железным крестом II степени он был награждён за то, что их 16 баварский резервный пехотный полк имени Вильгельма Листа понёс большие потери в боях, при попытке пробиться к берегам Ла-Манша. Из трёх с половиной тысяч солдат в живых осталось только 600 человек. Гитлер во время боя вытащил из-под обстрела тяжело раненного офицера - капитана Гуго Гутмана, адъютанта полка. При этом из трёх его подчинённых двое погибли, а третий был тяжело ранен. Гитлер же уцелел. Железный крест I степени достался ему за совершение двух поступков: он взял в плен отряд противника - 15 солдат и офицеров и под огнём противника сумел прорваться на собственную батарею передать приказ начальства не стрелять по указанному участку, так как туда перешли германские войска. При чём стоит отметить, что Железный крест I степени - награда довольно редкая для такого звания как ефрейтор.

Первые слухи о мнимом и незаслуженном награждении Гитлера знаками отличия стали появляться уже со стороны его сослуживцев. Ими были ротный фельфебель Георг Шнелль и унтер-офицер Ганс Менд, который после войны распространял так называемый «протокол Менда», в котором содержались крайне отрицательные отзывы о Гитлере как о солдате, основанные якобы на личных впечатлениях. А Георг Шнелль заявлял, что «Гитлер незаслуженно получил Железный крест I степени. 8 августа 1918 года в полковом приказе было объявлено: «Железным крестом I степени награждается Гитлер Адольф, внештатный евфрейтор 3-ей роты». Поскольку со стороны роты представления к его награждению не было, я немедленно связался по телефону с бывшим тогда полковым писарем вице-фельдфебелем Амманом и направил сообщение командиру роты Рудольфу Гессу. Каждый месяц 1-го числа подавались представления к награждению Баварским крестом за заслуги, а по пятым числам к Железному кресту. Эти представления направлялись в полк, а там Амман добавил в список себя и Гитлера. Это было самое подлое жульничество». Его утверждение можно подвергнуть сомнению, хотя бы потому, что Рудольф Гесс не был в то время командиром роты имени Листа, где служил Гитлер. Гесс в это время служил лётчиком в эскадрильи «Рихтгофена», которую возглавлял Геринг. Объяснить такие слухи можно, скорее всего, либо завистью, либо личными отношениями. Кроме того, в период Веймарской республики политические противники продолжали распространять такие слухи, которые возродились затем после 1945 года.

Но имеется множество подтверждений солдат, лично знавших Гитлера во время войны, что он был исключительно храбрым солдатом и поддерживал хорошие товарищеские отношения с сослуживцами и неоднократно поощрялся командованием. Весной 1922 года, то есть в то время, когда ещё не было нужды восхвалять Гитлера, несколько его сослуживцев в один голос охарактеризовали бывшего посыльного своего полка Адольфа Гитлера как энергичного, готового к самопожертвованию, хладнокровного и бесстрашного человека. Так, подполковник фон Люнешлос, сказал: «Гитлер никогда не подводил и особенно подходил для таких поручений, которые были не под силу другим…». Подполковник граф Антон фон Тубеф, который в 1918 году вручал ему Железный крест I степени, также говорил: «Он был неутомим в службе и всегда был готов прийти на помощь. Не было такой ситуации, чтобы он не вызвался добровольцем на самое трудное и опасное дело, демонстрирую постоянную готовность пожертвовать своей жизнью ради других и ради покоя родины. Чисто по-человечески, он был мне ближе всех среди солдат, и в личных беседах я восхищался его беспримерной любовью к родине, порядочностью и честностью во взглядах».

В представлении о награждении, который подписал подполковник фон Годин 31 июля 1918 года, говорилось: «Будучи посыльным, он проявлял в условиях и позиционной, и манёвренной войны пример хладнокровия и мужества и всегда вызывался добровольцем, чтобы в самых тяжёлых ситуациях с величайшей опасностью для жизни доставить необходимые распоряжения. Когда в тяжёлых боях обрывались все линии связи, важнейшие сообщения, несмотря на все сложности, доставлялись по назначению благодаря неутомимой и мужественной деятельности Гитлера. Гитлер награждён Железным крестом II степени за бой при Витшее 2 декабря 1914 года. Я считаю, что он абсолютно достоин награждения Железным крестом I степени».

В ходе допроса в сентябре 1948 года, который проводил Роберт Кемпнер, полковой адъютант Фриц Видеман ответил об обстоятельствах получения Гитлером Железного креста I степени: «Он получил его по праву. Я сам составлял первое представление».

Стоит сказать также, что к возникновению и распространению негативных слухов о награждении Гитлера в значительной степени приложили реку и сами национал-социалисты. Они не хотели признать, что Гитлер получил эту награду, которую он гордо носил до самой смерти, по предоставлению адъютанта полка еврея Гуго Гутмана, после того как в тяжёлых боевых условиях пробрался с сообщением в расположении немецкой артиллерии и тем самым предотвратил открытие огня по своей пехоте, вырвавшейся вперёд.

Опыт первой мировой войны Гитлер применял и в дальнейшем. Это касается в том числе и немецкой пропаганды, которая была развёрнута в III рейхе. Он в течение всей своей жизни оставался как полководец и стратег, поэтому всем всегда интересовался в мельчайших подробностях и сам принимал решения по любым мелочам. Не обязательно, что это всегда приносило положительные результаты, но факт налицо. Порой Гитлер игнорировал полученный им же военный опыт и поступал совершенно наоборот. Так, в «Майн Кампф» он пишет: «С сентября 1914 года, после того как в результате битвы под Танненбергом на дорогах и железных дорогах германии появились первые толпы русских военнопленных, этому потоку уже не было видно конца. Громадная Российская империя поставляла царю всё новых солдат и приносила войне всё новые жертвы. Как долго могла Германия выдержать эту гонку? Ведь придёт же однажды день, когда после последней немецкой победы появиться ещё одна русская армия для самой последней битвы. А что потом? По человеческим представлениям победу России можно только отсрочить, но она должна наступить». И, несмотря на этот опыт, он всё же надеялся в 1941 году в течение нескольких месяцев завоевать Советский союз.

Таким образом, слухи и легенды о Гитлере стали появляться уже во время Первой Мировой войны. Хотя документально подтверждено, что Адольф Гитлер был храбрым солдатом, несколько раз получавшим ранения. Он неоднократно спасал жизни своих сослуживцев, рискуя самому быть убитым. Однажды взял в плен четырёх французских солдат. Был удостоен, как указано выше, несколькими наградами, в том числе и самой высшей тогда в Германии Железным крестом I степени. Вряд ли, на мой взгляд, трусливый солдат, прятавшийся за спинами товарищей, либо сознательно скитавшийся по лазаретам, мог бы получить столько знаков отличия за время войны. Безусловно, в целях принизить Гитлера в глазах общественности были подхвачены сознательно и распространены эти слухи уже после 1945 года.

Гитлер относился к тем ста миллионам солдат, которые прошли и своими глазами видели ужасы Первой мировой войны. Оттуда он, как и другие фронтовики, вынес чувство фронтового братства. Поэтому, как мне кажется, за ним пошли в первую очередь, сначала бывшие фронтовики, так как увидели в нём «своего» человека. Да и сам Гитлер также опирался, прежде всего, на бывших фронтовиков, как Рудольф Гесс, Герман Геринг, Эрнст Рем и другие.

1 августа 1914 года началась Первая мировая война. Гитлера обрадовало известие о войне. Он немедленно подал заявление Людвигу III, чтобы получить разрешение служить в Баварской армии. Уже на следующий день ему предложили явиться в любой баварский полк. Он выбрал 16-й резервный Баварский полк.

В апреле 1916 года знакомится с Шарлотт Лобжуа, которая по мнению некоторых родила ему сына Жан Лоре. Ранен в левое бедро осколком гранаты под Ле Баргюр в первой битве на Сомме. Попал в лазарет Красного Креста в Беелице. По выходу из госпиталя вернулся в полк

15 октября 1918 года -- отравление газом под Ла Монтень в результате взрыва рядом с ним химического снаряда. Поражение глаз. Временная потеря зрения. Лечение в баварском полевом лазарете в Уденарде, затем в прусском тыловом лазарете в Пазевальке. Находясь на излечении в госпитале, узнал о капитуляции Германии и свержении кайзера, что стало для него большим потрясением.

Поражение в войне Германской империи и Ноябрьскую революцию 1918 года Гитлер считал порождением предателей, нанёсших «удар ножом в спину» победоносной германской армии.

Ноябрьская революция,-- революция в ноябре 1918 в Германской империи, одной из причин которой стало нарастание социальной напряжённости и расстройства экономической жизни, являвшихся симптомами приближения Германии к поражению в Первой мировой войне. Революция привела к установлению в Германии режима парламентской демократии, известного под названием Веймарская республика.

Легенда об ударе ножом в спину -- теория заговора, распространявшаяся представителями высшего военного командования Германии и перекладывавшая вину за поражение страны в Первой мировой войне на социал-демократию. Согласно этой легенде германская армия вышла непобеждённой с полей сражений мировой войны, но получила «удар в спину» от оппозиционных «безродных» штатских на родине. Антисемиты при этом увязали «внутренних» и «внешних» врагов империи с еврейским заговором.

После войны Гитлер еще не определился, кем он будет архитектором или политиком. В это же время он отдал для оценки свои работы видному художнику Максу Цеперу. Тот передал картины на заключение Фердинанду Штегеру. Штегер написал: «…совершенно незаурядный талант».

Что происходит в Германии такая же чехарда, как и в России. Борьба с большевистской властью. (Гитлер против них). Он открыто говорит о антисемитизме, что позволяет ему попасть в Немецкую Рабочую Партию, которая потом стала НСДАП.

За срыв выступления баварского политика Гитлер был приговорён к трём месяцам заключения, однако он отсидел в мюнхенской тюрьме Штадельхайм только месяц -- с 26 июня по 27 июля 1922 года. 27 января 1923 года Гитлер провёл первый съезд НСДАП;

Утром 9 ноября Гитлер и Людендорф во главе 3-тысячной колонны штурмовиков двинулись к министерству обороны, однако на улице Резиденцштрассе путь им преградил отряд полиции, открывший огонь. Унося убитых и раненых, нацисты и их сторонники покинули улицы. В историю Германии этот эпизод вошёл под названием «пивной путч».

В феврале -- марте 1924 года состоялся процесс над руководителями путча. На скамье подсудимых оказались лишь Гитлер и несколько его сподвижников. Суд приговорил Гитлера за государственную измену к 5 годам заключения и штрафу размером в 200 золотых марок. Гитлер отбывал наказание в тюрьме Ландсберг. Однако уже через 9 месяцев, 20 декабря 1924 года, его выпустили на свободу.

После тюрьмы начинает дрожать левая рука и левая нога. Из-за плохих диет боли в животе, хрипота и недомогание в голосе- операция по удаление полипов. Внушает себе, что умрет и пишет политическое завещание. Войну встречает больным человек, появляется подозрительность и болезнь сердца… Решения принимает быстро, но после Сталинграда успокаивается, становится хуже, отеки глаз, кривая спина, снова дрожит левая сторона, ухудшается зрение. То согласен с соратниками, то нет.

Приход к власти, выборы, поджог…

С 1925-1931 года любовная связь с Гели, после ее смерти он стал вегетарианцем.

1929 год-знакомство с Евой, но есть Геля: днем - Ева, вечером и ночью-Геля, после смерти Ева окончательная любовница.

Если верить данным архивов нацистских спецслужб, Гитлера пытались убить от 17 до 20 раз. Правда, писатель Вилл Бертольд, когда-то работавший репортером на Нюрнбергском процессе, считает, что покушений на вождя нацистов было не менее 42. Однако последние данные указывают, что Гитлера пытались лишить жизни не менее пятидесяти раз.

Самый известный- заговор 20 июля 1944 годa против Гитлера был организован заговор, целью которого было его физическое устранение и заключение мира с наступающими союзными войсками. При взрыве бомбы погибли 4 человека, Гитлер остался жив. После покушения он был не в состоянии находиться целый день на ногах, так как из них было извлечено более 100 осколков. Кроме этого, у него был вывих правой руки, волосы на затылке опалены и повреждены барабанные перепонки. На правое ухо временно оглох. Он приказал превратить казнь заговорщиков в унизительные мучения, заснять фильм и сфотографировать. Впоследствии сам лично смотрел этот фильм.

По словам свидетелей из числа обслуживающего персонала, ещё накануне Гитлер отдал приказ доставить из гаража канистры с бензином (для уничтожения тел). 30 апреля, после обеда, Гитлер попрощался с лицами из своего ближайшего окружения и, пожав им руки, вместе с Евой Браун удалился в свои апартаменты, откуда вскоре раздался звук выстрела. Вскоре после 15 часов 15 минут его слуга и его адъютант, вошли в апартаменты фюрера. Мёртвый Гитлер сидел на диване; на виске у него расплывалось кровавое пятно. Рядом лежала Ева Браун, без видимых внешних повреждений. Люди завернули тело Гитлера в солдатское одеяло и вынесли в сад рейхсканцелярии; вслед за ним вынесли и тело Евы. Трупы положили недалеко от входа в бункер, облили бензином и сожгли.

Существует ряд конспирологических теорий, утверждающих, что Гитлер не покончил жизнь самоубийством, а сбежал. Согласно наиболее популярной версии, фюрер и Ева Браун, оставив вместо себя двойников, скрылись в Южной Америке, где и прожили благополучно под чужими именами до глубокой старости. На фото, якобы, запечатлен 75-летний Гитлер на смертном одре.

Задумывались ли вы о том, какие жизненные события сделали вас тем, кто вы есть сейчас, и когда всё могло пойти совершенно иным путём? Ключевые эпизоды можно найти в жизни каждого человека. Давайте рассмотрим жизненный путь Адольфа Гитлера и найдём моменты, которые могли изменить ход истории. Дело в том, что фюрер неоднократно оказывался в эпицентре трагических событий и сталкивался со смертью.

Чуть не прервавшаяся жизнь

В 4 года будущий фюрер мог утонуть в ледяной воде

В январе 1894 года маленький немецкий мальчик резвился на улице с другими детишками. Во время игры он случайно выбежал на замёрзшую реку Инн, и тонкий лёд треснул. Мальчик упал в ледяную воду и отчаянно барахтался, пытаясь не утонуть.

В это время другой мальчик, Йохан Кюбергер, проходил мимо реки. Услышав крик, он ринулся на помощь и без раздумий нырнул в воду, спасая беззащитного ребёнка. Пострадавшим оказался четырёхлетний Адольф Гитлер.

Всю оставшуюся жизнь Адольф регулярно вспоминал, как впервые столкнулся со смертью. Эта история стала достоянием общественности благодаря небольшой заметке в одной из старых немецких газет. Отметим, что Йохан Кюбергер потом стал священником.

Разъярённая толпа едва не забила Гитлера до смерти

Майкл Кеог спас Гитлера от расправы

Когда Гитлер ещё не пришёл к власти, он был всего лишь одним из многих радикальных агитаторов правого толка. После особо провокационного выступления в Мюнхене он вынужден был убегать от разъярённой толпы, в которой было не менее 200 человек.

Гитлер споткнулся и упал, и толпа его настигла. Люди начали пинать не понравившегося им агитатора ногами. Тогда же какой-то мужчина вышел вперёд, держа в руках штык. Он уже был готов заколоть будущего фюрера, как вдруг в последний момент самосуд предотвратили 8 вооружённых человек.

Одного из тех восьми мужчин звали Майкл Кеог. Он был родом из Ирландии. По удивительному стечению обстоятельств, Гитлер воевал с ним плечом к плечу во время Первой мировой войны. Позднее нацисты едва не казнили его при расправе, названной историками Ночью длинных ножей.

Ранение химическим снарядом

Во время Первой мировой войны Гитлера ранило химическим снарядом

В 1918 году, в разгар Первой мировой войны, сражавшегося в Бельгии капрала Адольфа Гитлера ранил британский химический снаряд с горчичным газом. Более 10 тысяч солдат погибли от этих снарядов во время войны, но Гитлеру удалось выжить. После ранения он на время ослеп и был доставлен в близлежащий немецкий военный госпиталь.

Полученные ранения оказались несерьёзными, а утраченное зрение вскоре вернулось. Капрал Адольф Гитлер смог продолжить участвовать в боях. Этот инцидент так испугал Адольфа, что во времена Второй мировой войны он запретил своим солдатам применять в сражениях химические снаряды с горчичным газом.

Архивные медицинские записи позволяют сделать вывод, что слепота будущего вождя нацистов не была вызвана разрывом химического снаряда, а стала следствием психического расстройства. По крайней мере, врач указал диагноз «истерическая амблиопия».

Слишком милосердный британский солдат

Генри Тэнди - британский солдат, пощадивший Гитлера

Вышеупомянутое ранение снарядом было не единственным моментом в Первой мировой войне, когда Адольф встретился со смертью лицом к лицу.

Ближе к окончанию войны британские солдаты взяли под свой контроль и отремонтировали мост, частично разрушенный немцами, стремившимися помешать вражеской военной технике доехать до оккупированного французского городка. После очередного сражения молодой солдат британской армии Генри Тэнди прилёг передохнуть и перевязать раны. Вдруг он заметил немецкого солдата, помчавшегося прочь из своего укрытия.

Тэнди прицелился, собираясь выстрелить во врага, однако передумал, заметив, что тот был ранен. Оказалось, что Генри помиловал 29-летнего Адольфа Гитлера. «Я не хотел убивать раненого», - рассказал об этом случае Тэнди в мае 1940 года.

Дорожная авария

В машину, в которой ехал Гитлер, однажды влетела грузовая фура

Высокопоставленный нацистский генерал-майор и экономический советник Адольфа Гитлера Отто Вагенер утверждал, что в 1930 году будущий фюрер мог погибнуть в ДТП.

13 марта 1930 года грузовая фура с прицепом врезалась в «Мерседес» Адольфа. К счастью для Гитлера, водитель грузовика успел нажать на тормоза, поэтому столкновение было менее разрушительным, чем могло быть. На пассажирском сидении рядом с Гитлером ехал Отто Вагенер.

Через полгода Гитлер и партия нацистов пришли к власти. К сожалению, о дальнейшей судьбе водителя грузовика ничего не известно.

Подписанное самим Гитлером требование к страховой компании возместить причинённый его «Мерседесу» ущерб в 2000 году было выставлено на интернет-аукционе eBay. Продавец тогда написал, что немецкая страховая компания нашла этот документ лишь через 70 лет после его подачи.

Неудавшееся самоубийство

Жена Эрнста Ханфштенгля спасла Гитлера от самоубийства

Несмотря на крайне националистические взгляды фюрера, незадолго до прихода фашистов к власти в списке доверенных лиц Гитлера присутствовали немец, окончивший Гарвардский университет, и его жена, родившаяся в Америке. Эрнст Ханфштенгль с женой Хелен впервые встретились с Гитлером в 1921 году, вскоре после переезда в Мюнхен из Нью-Йорка. Они были сильно впечатлены вдохновенной речью молодого агитатора в одном из мюнхенских баров. Молодые люди познакомились, стали близкими друзьями. Некоторое время Адольф Гитлер даже жил у Ханфштенгля. Позже Эрнст и его супруга поучаствовали в Пивном путче, когда нацисты попробовали захватить власть в стране. Тогда попытка провалилась.

После неудачного путча троица бежала в загородную усадьбу четы Ханфштенгль. Адольф Гитлер, которому грозили обвинения в государственной измене, был вне себя от ярости. «Всё потеряно! - орал он. - Нет смысла продолжать бороться!». После этих слов Гитлер схватил пистолет со стола. Но до того как он успел нажать на курок, Хелен схватила Адольфа за руку и вырвала оружие. Через несколько дней дом окружили полицейские. Гитлер был арестован.

Смертный приговор

Гитлер избежал смертной кары благодаря политическим взглядам судьи

Как и ожидалось, после ареста Гитлеру было предъявлено обвинение в государственной измене. Тогда за это полагалась смертная казнь. Но, как нетрудно догадаться, в отношении Гитлера это наказание так и не применили.

Незадолго до суда власти Веймара объявили в городе чрезвычайное положение, коренным образом изменившее судебную систему. В итоге судьбу Гитлера теперь предстояло решать не суду присяжных, а лично судье. Гитлеру повезло, что судья, закреплённый за его делом (Георг Нейтгардт), проявлял симпатию к его политическим взглядам, ведь сам являлся нацистом.

Нейтгардт не только не присудил Гитлеру смертную казнь, но и позволил ему обратиться к присутствующим в зале людям для распространения собственных политических взглядов.

Технически Гитлер был признан виновным в измене. Но смертную казнь заменили пятью годами лишения свободы, из которых Адольф провёл за решёткой менее года.

Неожиданная смерть матери

Мать фюрера просила его заниматься искусством

Многие считают, что одним из главных событий, сформировавшим характер и личность Гитлера, было его исключение из школы искусств. На самом деле это не так. Адольф был ужасным художником, и его исключили бы из любой школы искусств. В то время произошло другое событие, повлиявшее на жизнь будущего фюрера куда сильнее – смерть его матери. Она скончалась в 47-летнем возрасте из-за рака груди. Фюрер безумно любил свою мать, и в своей книге Mein Kampf называл её кончину «страшнейшим ударом».

Некоторые историки считают, что Гитлер отказывался верить в то, что его мать умерла из-за рака груди. Адольф якобы считал, что она была отравлена еврейским врачом. Вполне вероятно, что именно этот эпизод и породил едкую ненависть будущего вождя нацистов к евреям, которая в годы Второй мировой войны привела к Холокосту.

Именно мать Адольфа, Клара, просила сына, чтобы он следовал за своей главной мечтой и стал художником. К сожалению, после её смерти Гитлер перестал заниматься искусством.

Смерть Ленина

Если бы Ленин не умер так рано, возможно, Второй мировой войны не было бы, как и прихода Гитлера к власти

Следующий эпизод не связан непосредственно с жизнью Адольфа Гитлера, но его важность переоценить невозможно. Речь пойдёт о Сталине и Троцком – двух величайших советских лидерах.

Причём здесь Сталин? Не секрет, что в 30-х годах XX века он поддерживал фашистское движение в Германии и никак не пытался ему воспрепятствовать. По мнению авторитетных историков, приход нацистов к власти был ему выгоден. Фашизм служил для него своеобразным инструментом, ледоколом великой революции. Сталин рассчитывал, что немцы начнут войну, которая сломает Европу, а Гитлер сделает то, что было неудобно делать ему самому.

Ещё в 1927 году Сталин заявил, что Вторая мировая война неизбежна. Неизбежным он считал и вступление в неё СССР. Но мудрый вождь не желал начинать войну и участвовать в ней с самого начала. Он говорил: «Мы выступим, но сделаем это последними, чтобы бросить на весы гирю, которая перевесит».

Война, кризис, голод, разруха в Европе были нужны самому Сталину. А кто мог привести её к такому состоянию лучше, чем Адольф Гитлер? Чем больше он бы творил преступлений, тем лучше для Иосифа Сталина, тем больше у советского лидера появлялось оснований однажды ввести в Европу освободительную Красную Армию.

Игру, которую вёл Сталин, понимал лишь один человек – его идеологический противник Лев Троцкий. Ещё в 1936 году он заявил: «Без Сталина не было бы ни Гитлера, ни Гестапо».

Вражда между Троцким и Сталиным в своё время превратилась в битву гигантов, год за годом сотрясавшую СССР и оказавшую большое влияние на остальной мир. Борьба была длительной. Каждый из её участников старался не разжимать хватку, и лишь смерть Троцкого разделила их. До дня своей гибели от рук агента НКВД (которому позднее было присвоено почётное звание героя СССР) Лев Троцкий раз за разом нападал на диктатора, помешавшего ему стать следующим после Ленина лидером Советского Союза. Но и Сталин старался не уступать и упорно преследовал Троцкого, где бы тот ни пытался скрыться. Московские процессы являлись, по сути, судами над не желающим покоряться Троцким. А масштабные чистки нужны были для того, чтобы уничтожить всех друзей Троцкого, друзей его друзей и всех тех, кто был или даже мог стать троцкистом. Непримиримая вражда двух революционеров длилась до самого конца, несмотря на то, что один из них являлся могущественным правителем одной из сильнейших мировых держав, а второй - бедным писателем.

Тем не менее, в двадцатых годах в отношениях Сталина и Троцкого не было проблем, но этот относительный мир держался лишь на авторитете Ленина. Лишь после смерти главы коммунистического движения эти двое перешли к открытому противостоянию. Если бы Ленин не ушёл из жизни так рано, можно не сомневаться, что его преемником стал именно Лев Троцкий. То есть не было бы ни Сталина, ни прихода к власти Гитлера, ни, соответственно, войны.

Ленин не рекомендовал ставить Сталина во главу страны из-за чрезмерной грубости и властолюбия последнего. В своём завещании, которое было передано на хранение Крупской в 1922 году, он писал: «Товарищ Сталин, став генсеком, сосредоточил в своих руках огромную власть, и я сомневаюсь, что он сможет достаточно осторожно её использовать». Чуть позже Ленин попросил Крупскую дать ему завещание и добавил в конце такие слова: «Сталин очень груб… Поэтому я бы предложил товарищам обдумать способ его смещения с этого места…». То есть Ленин сумел предвидеть великое противостояние. Но в СССР его завещание не было опубликовано. Крупская несколько раз зачитывала его во время заседаний Центрального комитета, но Иосифу Сталину оно практически не повредило.

Эпизод с неудачным покушением

Однажды Гитлера от смерти спасла плохая погода!

Возможно, вы знаете о неудачном покушении на Гитлера, датированном июлем 1944, так как этот эпизод был показан в кинофильме «Операция «Валькирия». Но было и ещё одно, менее известное покушение, угрожавшее оборвать жизнь Адольфа Гитлера и предотвратить Вторую мировую войну.

Его в 1939 году совершил простой немецкий плотник Иоганн Георг Эльзер. Эльзер не скрывал своих левых политических взглядов и открыто поддерживал коммунистов, являвшихся тогда главной оппозиционной силой в Германии. Позднее они стали первыми, кого Гитлер казнит, прибрав власть к своим рукам.

Когда нацисты пришли к власти, ненавидевший фюрера Эльзер пошёл работать на оружейный завод Вальденмайера и начал продумывать план убийства диктатора. Он воровал с завода материалы для изготовления самодельной бомбы. Когда взрывное устройство было готово, он более месяца вручную выдалбливал небольшую нишу в колонне трибуны, на которую Гитлер должен был подняться, чтобы произнести речь. Закончив, Георг заложил в неё бомбу и запустил таймер.

К сожалению, традиционная речь фюрера в том году была не такой продолжительной, как обычно. Плохая погода заставила Гитлера покинуть трибуну всего за 5 минут до взрыва. Детонация устройства привела к смерти 8 человек, ещё 60 получили серьёзные ранения, но Гитлера в их числе не было. Был ранен и отец жены Гитлера, Евы Браун.

После неудавшегося покушения Эльзер попытался бежать в Швейцарию, но его поймали на границе, упекли за решётку, а потом казнили.

Если бы в 1894 году Йохан Кюбергер не услышал крики тонущего мальчика, если бы Генри Тэнди не был таким милосердным, если бы Ленин не умер так рано. Тогда мировая история развивалась бы совсем по другому сценарию. Но Гитлер оказался тем ещё счастливчиком! Сама судьба помогла ему прийти к власти и развязать самую кровопролитную войну в истории человечества.

Так частенько грустил я по поводу моего, как мне казалось, позднего появления на земле и видел незаслуженный удар судьбы в том, что мне так и придется прожить всю жизнь среди «тишины и порядка». Как видите, я уже смолоду не был «пацифистом», а все попытки воспитать меня в духе пацифизма были впустую.

Как молния, блеснула мне надеждой бурская война.

С утра до вечера я глотал газеты, следя за всеми телеграммами и отчетами, и я был счастлив уже тем, что мне хотя бы издалека удается следить за этой героической борьбой.

Русско-японская война застала меня уже более зрелым человеком. За этими событиями я следил еще внимательнее. В этой войне я стал на определенную сторону и при том по соображениям национальным. В дискуссиях, связанных с русско-японской войной, я сразу стал на сторону японцев. В поражении России я стал видеть также поражение австрийских славян.

Прошло много лет. То, что раньше казалось мне гнилостной агонией, теперь начинало казаться мне затишьем перед бурей. Уже во время моего пребывания в Вене на Балканах господствовала удушливая атмосфера, которая предсказывала грозу. Уже не раз появлялись и вспыхивали там отдельные зарницы, которые однако быстро исчезали, снова уступая место непроницаемой тьме. Но вот разразилась первая балканская война и вместе с ней первые порывы ветра донеслись до изнервничавшейся Европы. Полоса времени непосредственно за первой балканской войной была чрезвычайно тягостной. У всех было чувство приближающейся катастрофы, вся земля как бы раскалилась и жаждала первой капли дождя. Люди полны были тоски ожидания и говорили себе: пусть наконец небо сжалится, пусть судьба скорее шлет те события, которые все равно неминуемы. И вот, наконец, первая яркая молния озарила землю. Началась гроза, и могучие раскаты грома смешались с громыханием пушек на полях мировой войны.

Когда в Мюнхен пришла первая весть об убийстве эрцгерцога Франца Фердинанда (я сидел как раз дома и через окно услышал первые недостаточно точные сведения об этом убийстве), меня сначала охватила тревога, не убит ли он немецкими студентами, у которых вызывала возмущение систематическая работа наследника над славянизацией австрийского государства. С моей точки зрения не было бы ничего удивительного в том, что немецкие студенты захотели бы освободить немецкий народ от этого внутреннего врага. Легко представить себе, каковы были бы последствия, если бы убийство эрцгерцога носило именно такой характер. В результате мы имели бы целую волну преследований, которая была бы конечно признана «обоснованной» и «справедливой» всем миром. Но когда я узнал имя предполагаемого убийцы, когда мне сказали, что убийца безусловно серб, меня охватил тихий ужас по поводу того, как отомстила эрцгерцогу неисповедимая судьба.

Один из самых видных друзей славянства пал жертвой от руки славянских фанатиков.

Кто за последние годы внимательно следил за взаимоотношениями между Австрией и Сербией, тот не мог теперь ни на минуту сомневаться в том, что события будут развиваться неудержимо.

Теперь частенько осыпают венское правительство упреками за тот ультиматум, который оно послало Сербии. Но эти упреки совершенно несправедливы. Любое правительство в мире в аналогичной обстановке поступило бы так же. На своей восточной границе Австрия имела неумолимого врага, который выступал с провокациями все чаще и чаще и который не мог успокоиться до того момента, пока благоприятная обстановка не привела бы к разгрому австро-венгерской монархии. В Австрии имелись все основания предполагать, что удар против нее будет отложен максимум до момента смерти старого императора; но там имелись основания также предполагать, что к этому моменту монархия вообще уже лишится способности оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление. В течение последних лет монархия эта до такой степени олицетворялось дряхлеющим Францем-Иосифом, что в глазах широких масс смерть этого императора неизбежно должна была представляться как смерть самого отживающего австрийского государства. Одна из самых хитрых уловок славянской политики заключалась в том, что она сознательно сеяла ту мысль, что «процветание» Австрии целиком обязано мудрости ее монарха. На удочку этой лести венские придворные круги попадали тем легче, что эта оценка совершенно не соответствовала действительным заслугам Франца-Иосифа. Венский двор совершенно не понимал, что в этой лести скрыта насмешка. При дворе не понимали, а может быть и не хотели понимать, что чем больше судьбы монархии связываются с государственным разумом этого, как тогда выражались, «мудрейшего из монархов», тем более катастрофичным станет положение монархии, когда в один прекрасный день безжалостная смерть постучится в дверь Франца-Иосифа.

Можно ли было тогда вообще представить себе Австрию без этого старого императора?

Не повторится ли тогда сразу та трагедия, которая некогда приключилась с Марией-Терезой?

Нет, совершенно несправедливы упреки, направленные против венского правительства за то, что оно в 1914 г. пошло на войну, которой, как иным кажется, можно было еще избежать. Нет, войны избежать уже нельзя было; ее можно было отсрочить максимум на один-два года. Но в этом и заключалось проклятие немецкой и австрийской дипломатии, что она все еще старалась оттянуть неотвратимое столкновение и в конце концов вынуждена была принять бой в самый неблагоприятный момент. Не подлежит сомнению, что если бы войну удалось еще на короткий срок оттянуть, то Германии и Австрии пришлось бы воевать в еще более неблагоприятную минуту.

Нет, дело обстоит так, что кто не хотел этой войны, тот должен был иметь мужество сделать необходимые выводы. А выводы эти могли заключаться только в том, чтобы пожертвовать Австрией. Война пришла бы и в этом случае, но это не была бы война всех против одной Германии. Зато при этом был бы неизбежен раздел Австрии. Перед Германией стоял бы тогда выбор: либо принять участие в дележе, либо вернуться с дележа с пустыми руками.

Те, кто сейчас больше всего ворчит и бранится по поводу обстановки, в какой началась война, те, кто сейчас задним числом так мудр, - именно они летом 1914 г., они больше всего толкали Германию в эту роковую войну.

Германская социал-демократия в течение многих десятилетий вела самую гнусную травлю России. С другой стороны, партия центра, исходя из религиозных побуждений, больше всего содействовала тому, чтобы сделать из Австрии исходный пункт германской политики. Вот теперь нам и приходится расплачиваться за последствия этого безумия. Мы пожинаем то, что посеяли. Избежать того, что произошло, нельзя было ни при каких обстоятельствах. Вина германского правительства заключалась в том, что в погоне за сохранением мира оно упустило самый благоприятный момент для начала войны. Вина германского правительства заключается в том, что в погоне за миром оно стало на путь политики союза с Австрией, увязло в этой политике и, в конце концов, стало жертвой коалиции, которая противопоставила свою решимость по отношению к войне нашей химерической мечте о сохранении мира.

Если бы венское правительство тогда придало своему ультиматуму другую, более мягкую форму, это все равно ничего не изменило бы. Самое большее, что могло случиться, так это то, что возмущение народа смело бы тут же само венское правительство. Ибо в глазах широких масс народа тон венского ультиматума был еще слишком мягок, а вовсе не слишком резок. Кто ныне еще пытается это отрицать, тот либо забывчивый пустомеля, либо просто сознательный лжец.

Помилуй Бог, разве не ясно, что война 1914 г. отнюдь не была навязана массам, что массы напротив жаждали этой борьбы!

Массы хотели наконец какой-либо развязки. Только это настроение и объясняет тот факт, что два миллиона людей - взрослых и молодежи - поспешили добровольно явиться под знамена в полной готовности отдать свою последнюю каплю крови на защиту родины.

Я и сам испытал в эти дни необычайный подъем. Тяжелых настроений как не бывало. Я нисколько не стыжусь сознаться что, увлеченный волной могучего энтузиазма, я упал на колени и от глубины сердца благодарил Господа Бога за то, что он дал мне счастье жить в такое время.

Началась борьба за свободу такой силы и размаха, каких не знал еще мир. Как только начавшиеся события приняли тот ход, который они неизбежно должны были принять, самым широким массам стало ясно, что дело идет уже не о Сербии и даже не об Австрии, что теперь решается судьба самой немецкой нации.

После многих лет теперь в последний раз открылись глаза народа на его собственное будущее. Настроение было в высшей степени приподнятое, но в то же время и серьезное. Народ сознавал, что решается его судьба. Именно поэтому национальный подъем был глубок и прочен. Эта серьезность настроения вполне соответствовала обстоятельствам, хотя в первый момент никто не имел представления о том, как неимоверно долго протянется начинающаяся война. Очень распространена была мечта, что к зиме мы кончим дело и вернемся к мирному труду с новыми силами.

Чего хочется, тому верится. Подавляющему большинству народа уже давно успело надоесть состояние вечной тревоги. Этим и объясняется тот факт, что никто не хотел верить в возможность мирного решения австро-сербского конфликта, и все кругом надеялись на то, что вот наконец грянет война. Мое личное настроение было таким же.

Как только я услышал в Мюнхене о покушении на австрийского эрцгерцога, две мысли пронизали мой мозг: во-первых, что теперь война стала неизбежной, а во-вторых, что при сложившихся обстоятельствах габсбургское государство вынуждено будет сохранить верность Германии. Больше всего я в прежние времена боялся, что Германия будет ввергнута в войну в последнем счете из-за Австрии и тем не менее Австрия останется в стороне. Могло ведь случиться так, что конфликт начался бы непосредственно не из-за Австрии и тогда габсбургское правительство по мотивам внутренней политики наверняка попыталось бы спрятаться в кусты. А если бы даже само правительство решило остаться верным Германии, славянское большинство государства все равно стало бы саботировать это решение; оно скорее готово было бы разбить вдребезги все государство, нежели позволить Габсбургам остаться верными Германии. В июле 1914 г. события к счастью сложились так, что подобная опасность была устранена. Волей-неволей старому австрийскому государству пришлось ввязаться в войну.

Моя собственная позиция была совершенно ясна. С моей точки зрения борьба начиналась не из-за того, получит ли Австрия то или другое удовлетворение со стороны Сербии. По-моему война шла из-за самого существования Германии. Дело шло о том, быть или не быть германской нации; дело шло о нашей свободе и нашем будущем. Государству, созданному Бисмарком, теперь приходилось обнажить меч. Молодой Германии приходилось заново доказать, что она достойна тех завоеваний, которые были куплены в геройской борьбе нашими отцами в эпоху битв при Вейсенбурге, Седане и Париже. Если в предстоящих битвах народ наш окажется на высоте положения, тогда Германия окончательно займет самое выдающееся место среди великих держав. Тогда и только тогда Германия сделается несокрушимым оплотом мира, а нашим детям не придется недоедать из-за фантома «вечного мира».

Сколько раз в свои юношеские годы мечтал я о том, чтобы пришло наконец то время, когда я смогу доказать делами, что преданность моя национальным идеалам не есть пустая фраза. Мне часто казалось почти грехом, что я кричу «ура», не имея на это, быть может, внутреннего права. Кричать «ура», по моему мнению, имеет моральное право лишь тот, кто хоть раз испытал себя на фронте, где никому уже не до шуток и где неумолимая рука судьбы тщательно взвешивает искренность каждого отдельного человека да и целых народов. Сердце мое переполнялось гордой радостью, что теперь, наконец, я смогу себя испытать. Сколько раз я пел громким голосом «Дейчланд убор алее», столько раз из глубины сердца кричал я «да здравствует!» и «ура!» Теперь я считал своей прямой обязанностью перед всевышним и перед людьми доказать на деле, что я искренен до конца. Я давно уже решил для себя, что как только придет война (а что она придет, в этом я был совершенно уверен), я отложу книги в сторону. Я знал, что с началом войны мое место будет там, где укажет мне мой внутренний голос.

Я уехал из Австрии прежде всего по соображениям политическим. Те же политические соображения требовали, чтобы теперь, когда война началась, я занял свое место на фронте. Я шел на фронт не для того, чтобы сражаться за государство Габсбургов, но я в любую минуту готов был отдать свою жизнь за мой народ и за то государство, которое олицетворяет его судьбы.

3 августа 1914 г. я подал заявление его величеству королю Людвигу III с просьбой принять меня добровольцем в один из баварских полков. У канцелярии его величества в эти дни было конечно немало хлопот; тем более был я обрадован, когда уже на следующий день получил ответ на свое прошение. Помню, дрожащими руками раскрывал я конверт и с трепетом душевным читал резолюцию об удовлетворении моей просьбы. Восторгу и чувству благодарности не было пределов. Через несколько дней надел я мундир, который пришлось потом носить почти целых 6 лет подряд.

Теперь для меня, как и для каждого немца, началась самая великая и незабвенная эпоха земного существования. Все прошлое отступило на десятый план по сравнению с событиями этих небывалых битв. Теперь, когда исполняется первое десятилетие со дня этих великих событий, я вспоминаю эти дни с великой скорбью, но и с великой гордостью. Я счастлив и горд, что судьба была милостива ко мне, что мне дано было участвовать в великой героической борьбе моего народа.

Живо вспоминаю я, как будто это было только вчера, как впервые появляюсь я среди своих дорогих товарищей в военном обмундировании, затем как наш отряд марширует в первый раз, затем наши военные упражнения и, наконец, день нашей отправки на фронт.

Как и многих других, меня в это время угнетала только одна мучительная мысль: не опоздаем ли мы? Эта мысль прямо не давала мне покоя. Упиваясь каждой вестью о новой победе германского оружия, я вместе с тем тайно страдал от той мысли, как бы лично я не опоздал явиться на фронт. Ведь с каждой новой вестью о победе опасность опоздать становилась более реальной.

Наконец пришел желанный день, когда мы покидали Мюнхен, чтобы отправиться туда, куда звал нас долг. В последний раз глядел я на берега Рейна и прощался с нашей великой рекой, на защиту которой теперь становились все сыны нашего народа. Нет, мы не позволим старинному врагу осквернить воды этой реки? Утренний туман рассеялся, выглянуло солнышко и осветило окрестности, и вот из всех грудей грянула великая старая песня «Вахт ам Рейн». Пели все до одного человека в нашем длинном бесконечном поезде. Сердце мое трепетало, как пойманная птица.

Затем припоминается влажная холодная ночь во Фландрии. Мы идем молча. Как только начинает рассветать, мы слышим первое железное «приветствие». Над нашими головами с треском разрывается снаряд; осколки падают совсем близко и взрывают мокрую землю. Не успело еще рассеяться облако от снаряда, как из двухсот глоток раздается первое громкое «ура», служащее ответом первому вестнику смерти. Затем вокруг нас начинается непрерывный треск и грохот, шум и вой, а мы все лихорадочно рвемся вперед навстречу врагу и через короткое время мы сходимся на картофельном поле грудь с грудью с противником. Сзади нас издалека раздается песня, затем ее слышно все ближе и ближе. Мелодия перескакивает от одной роты к другой. И в минуту, когда кажется, что смерть совсем близка к нам, родная песня доходит и до нас, мы тоже включаемся и громко, победно несется: «Дейчланд, Дейчланд убер алес».

Через четыре дня мы вернулись в исходное положение. Теперь даже наша походка стала иной, 16-летние мальчики превратились во взрослых людей.

Добровольцы нашего полка, быть может, еще не научились как следует сражаться, но умирать они уже умели, как настоящие старые солдаты.

Таково было начало.

Далее потянулись месяц за месяцем и год за годом. Ужасы повседневных битв вытеснили романтику первых дней. Первые восторги постепенно остыли. Радостный подъем сменился чувством страха смерти. Наступила пора, когда каждому приходилось колебаться между велениями долга и инстинктом самосохранения. Через эти настроения пришлось пройти и мне. Всегда, когда смерть бродила очень близко, во мне начинало что-то протестовать. Это «что-то» пыталось внушить слабому телу, будто «разум» требует бросить борьбу. На деле же это был не разум, а, увы, это была только - трусость. Она-то под разными предлогами и смущала каждого из нас. Иногда колебания были чрезвычайно мучительны, и только с трудом побеждали последние остатки совести. Чем громче становился голос, звавший к осторожности, чем соблазнительнее нашептывал он в уши мысли об отдыхе и покое, тем решительнее приходилось бороться с самим собою, тока наконец голос долга брал верх. Зимою 1915/16 г. мне лично удалось окончательно победить в себе эти настроения. Воля победила. В первые дни я шел в атаку в восторженном настроении, с шутками и смехом. Теперь же я шел в бой со спокойной решимостью. Но именно это последнее настроение только и могло быть прочным. Теперь я в состоянии был идти навстречу самым суровым испытаниям судьбы, не боясь за то, что голова или нервы откажутся служить.

Молодой доброволец превратился в старого закаленного солдата.

Эта перемена произошла не во мне одном, а во всей армии. Из вечных боев она вышла возмужавшей и окрепшей. Кто оказался не в состоянии выдержать эти испытания, того события сломили.

Только теперь и можно было по-настоящему судить о качествах нашей армии; только теперь, после двух, трех лет, в течение которых армия шла из одной битвы в другую, все время сражаясь против превосходящих сил противника, терпя голод и всевозможные лишения, только теперь мы видели, каковы бесценные качества этой единственной в своем роде армии.

Пройдут века и тысячелетия и человечество, вспоминая величайшие образцы героизма, все еще не сможет пройти мимо героизма германских армий в мировой войне. Чем дальше отходят в прошлое эти времена, тем ярче сияют нам образы наших бессмертных воинов, являя образцы бесстрашия. Покуда на земле нашей будут жить немцы, они с гордостью будут вспоминать, что эти бойцы были сынами нашего народа.

Я был в ту пору солдатом и политикой заниматься не хотел. Да, это время было не для политики. Еще и сейчас я убежден, что последний чернорабочий приносил в те времена гораздо большую пользу государству и отечеству, нежели любой, скажем, «парламентарий». Никогда я ненавидел этих болтунов сильнее, как в пору войны, когда всякий порядочный человек, кто имел что-либо за душою, шел на фронт и сражался с врагом и во всяком случае занимался не ораторством в тылу. Всех этих «политиков» я просто ненавидел и, если бы дело зависело от меня, мы дали бы им в руки лопаты и образовали бы из них «парламентский» батальон чернорабочих; пусть бы они тогда дискутировали промеж себя сколько их душе угодно - они по крайней мере не приносили бы вреда и не возмущали бы честных людей.

Итак я в ту пору и слышать не хотел о политике; однако по поводу отдельных злободневных вопросов все-таки приходилось высказываться, раз дело шло о таких проблемах, которые интересовали всю нацию и имели особенно близкое отношение к нам, солдатам.

В ту пору меня внутренне огорчали две вещи.

Одна часть прессы уже непосредственно после первых наших побед начала исподволь и, быть может, для многих даже незаметно вливать понемногу горечи в общую чашу народного подъема. Это делалось под маской известного доброжелательства и даже известной озабоченности. Эта пресса стала выражать свои сомнения по поводу того, что народ наш, видите ли, слишком шумно торжествует первые победы.

И что же? Вместо того, чтобы взять этих господ за их длинные уши и заткнуть им глотки, чтобы они не смели оскорблять борющийся народ, вместо этого стали широко говорить о том, что действительно наши восторги - «чрезмерны», производят неподходящее впечатление и т. д.

Люди совершенно не понимали, что если теперь энтузиазм поколеблется, то его не удастся по желанию вызвать вновь. Упоение победой надо было напротив поддерживать всеми силами. Можно ли было в самом деле выиграть войну, требовавшую величайшего напряжения всех душевных сил нации, если бы не было силы энтузиазма?

Слишком хорошо знал я психику широких масс, чтобы не понимать, насколько неуместны здесь все так называемые «эстетические» соображения. С моей точки зрения нужно было быть сумасшедшим, чтобы не делать все возможное для еще большего разжигания страстей - до точки кипения. Но что люди хотели еще снизить энтузиазм, этого я попросту понять не мог.

Во-вторых, меня чрезвычайно огорчала та позиция, которую у нас заняли в эту пору по отношению к марксизму. С моей точки зрения это доказывало, что люди не имеют ни малейшего представления о том, какое губительное действие производит эта чума. У нас, казалось, всерьез поверили, что заявление «у нас больше нет партий» действительно оказало какое-то влияние на марксистов.

У нас не понимали, что в данном случае дело идет вообще не о партии, а об учении, всецело направленном на разрушение всего человечества. Как же, ведь этого «мы» в наших объевреившихся университетах не слышали. А известно, что многие из наших высокопоставленных чиновников книгами интересуются очень мало, и то, чего они не слышали на университетской скамье, вообще для них не существует. Самые крупные перевороты в науке проходят совершенно бесследно для этих «голов», чем, кстати сказать, объясняется тот факт, что большинство наших государственных учреждений зачастую отстает от частных предприятий. Отдельные исключения и здесь только подтверждают правило.

Отождествлять в августовские дни 1914 г. немецкого рабочего с марксизмом было неслыханной нелепостью. В августовские дни немецкий рабочий как раз вырвался из цепких объятий этой чумы. В ином случае он и вообще бы оказался неспособным принять участие в общей борьбе. И что же? Как раз в это время «мы» оказались достаточно глупы, чтобы поверить, будто марксизм превратился теперь в «национальное» течение. Это глубокомысленное соображение только еще раз доказано, что наши высокие правители никогда не давали себе труда сколько-нибудь серьезно познакомиться с марксистским учением, иначе подобная нелепая мысль не могла бы придти им в голову.

В июльские дни 1914 г. господа марксисты, ставящие себе целью уничтожение всех не-еврейских национальных государств, с ужасом убедились, что немецкие рабочие, которых они до сих пор держали в своих лапах, теперь прозрели и с каждым днем все более решительно переходят на сторону своего отечества. В течение каких-нибудь нескольких дней растаяли чары социал-демократии, гнусный обман народа развеян был в прах. Одинокой и покинутой осталась шайка еврейских вожаков, как будто от их 60-летней антинародной агитации не осталось и малого следа. Это была тяжелая минута для обманщиков. Но как только эти вожаки поняли, какая опасность им угрожает, они сейчас же надели новую личину лжи и стали делать вид, будто они сочувствуют национальному подъему.

Казалось бы тут-то как раз и наступил момент - решительно прижать всю эту изолгавшуюся компанию отравителей народного сознания. Тут-то как раз без дальних слов надо было расправиться с ними, не обращая ни малейшего внимания на плач и стенания. Жупел международной солидарности в августе 1914 г. совершенно выветрился из голов немецкого рабочего класса. Уже всего несколько недель спустя американские шрапнели стали посылать нашим рабочим столь внушительные «братские приветствия», что последние остатки интернационализма начинали испаряться. Теперь, когда немецкий рабочий опять вернулся на национальный путь, правительство, правильно понимающее свои задачи, обязано было беспощадно истребить тех, кто натравливает рабочих против нации.

Если на фронтах мы могли жертвовать лучшими своими сынами, то совсем уж не грех было в тылу покончить с этими насекомыми.

Вместо всего этого, его величество император Вильгельм лично протянул этим преступникам руку и тем дал возможность этой шайке коварных убийц перевести дух и дождаться «лучших» дней.

Змея могла продолжать и дальше свое злое дело. Теперь она действовала, конечно, куда осмотрительнее, но именно поэтому она стала еще опаснее. Честные простаки мечтали о гражданском мире, а эти коварные преступники тем временем подготовляли гражданскую войну.

Я был в ту пору в высшей степени обеспокоен тем, что власти заняли такую ужасную половинчатую позицию; но что последствия этого будут, в свою очередь, еще более ужасны, этого и я тогда не мог

Ясно как божий день, что нужно было тогда сделать. Надо было немедленно посадить под замок всех вожаков этого движения. Надо было немедленно осудить их и освободить от них нацию. Надо было тотчас же самым решительным образом пустить в ход военную силу и раз навсегда истребить эту чуму. Партии надо было распустить, рейхстаг надо было призвать к порядку при помощи штыков, а лучше всего совершенно упразднить его сразу. Если республика ныне считает себя вправе распускать целые партии, то во время войны к этому можно было прибегнуть с гораздо большим основанием. Ведь тогда для нашего народа стоял на карте вопрос - быть или не быть!

Конечно тогда сразу возник бы следующий вопрос: а можно ли вообще бороться при помощи меча против определенных идей. Можно ли вообще применять грубую силу против того или другого «миросозерцания».

Этот вопрос я в ту пору ставил себе не раз.

Продумывая этот вопрос на основании исторических аналогий, связанных с преследованием религий, я приходил к следующим выводам.

Победить силою оружия определенные представления и идеи (независимо от того, насколько верны или неверны эти идеи) возможно лишь в том случае, если само применяемое оружие находится в руках людей, которые тоже представляют притягательную идею и являются носителями целого миросозерцания.

Применение одной голой силы, если за ней не стоит какая-нибудь большая идея, никогда не приведет к уничтожению другой идеи и не лишит ее возможности распространяться. Из этого правила возможно лишь одно исключение: если дело дойдет до полного уничтожения всех до единого носителей данной идеи, до полного физического истребления тех, кто мог бы продолжать традицию дальше. Но это в свою очередь большей частью означает полное исчезновение целого государственного организма на очень долгий срок, порою навсегда. Такое кровавое истребление большею частью обрушивается на лучшую часть народа, ибо преследование, не имеющее за собою большой идеи, вызовет протест как раз со стороны наилучшей части сынов народа. Те преследования, которые в глазах лучшей части народа являются морально неоправданными, приводят как раз к тому, что преследуемые идеи становятся достоянием новых слоев населения. Чувство оппозиции у многих вызывается уже одним тем, что они не могут спокойно видеть, как определенную идею преследуют посредством голого насилия.

В этих случаях число сторонников данной идеи растет прямо пропорционально обрушивающимся на нее преследованиям. Чтобы уничтожить без следа такое новое учение, приходится иногда провести настолько беспощадное преследование, что данное государство рискует лишиться самых ценных людей. Такое положение вещей мстит за себя тем, что такая «внутренняя» чистка оказывается достижимой лишь ценою полного обессиливания общества. А если преследуемая идея успела уже захватить более или менее обширный круг сторонников, то даже такие самые беспощадные преследования окажутся в конце концов бесполезными.

Все мы знаем, что детский возраст особенно подвержен опасностям. В этом возрасте физическая гибель очень распространенное явление. По мере возмужания сопротивляемость организма становится сильнее. И только с наступлением старости он опять должен уступать дорогу новой юной жизни. То же с известными видоизменениями можно сказать о жизни идей.

Почти все попытки истребить то или иное учение при помощи голого насилия без определенной идейной основы, которая стояла бы за насилием, кончились неудачей и нередко приводили к прямо противоположным результатам.

Но первейшей предпосылкой успеха кампании, ведущейся с помощью силы, во всяком случае является систематичность и настойчивость. Победить то или иное учение силой можно только в том случае, если сила эта прежде всего будет применяться в течение долгого времени с одинаковой настойчивостью. Но как только начинаются колебания, как только преследования начинают чередоваться с мягкостью и наоборот, так можно наверняка сказать, что подлежащее уничтожению учение не только будет оправляться от преследований, но даже будет крепнуть в результате их. Как только спадет волна преследований, подымется новое возмущение по поводу перенесенных страданий, и это только завербует новых сторонников в ряды преследуемого учения. Старые его сторонники еще больше закалятся в ненависти к преследователям, отколовшиеся было сторонники после устранения опасности преследования вернутся вновь к своим старым симпатиям и т. д. Главнейшей предпосылкой успеха преследований является таким образом непрерывное, настойчивое применение их. Но настойчивость в этой области может являться только результатом идейной убежденности. То насилие, которое не проистекает из твердого идейного убеждения, непременно будет не уверено в себе и будет испытывать колебания. Такому насилию никогда не хватит постоянства, стабильности. Только то мировоззрение, в которое люди фанатически верят, дает такое постоянство. Такая настойчивость зависит конечно от энергии и брутальной решимости того лица, которое руководит операцией. Исход дела поэтому в известной мере зависит также от личных качеств вождя.

Кроме того необходимо иметь в виду еще следующее.

О каждом мировоззрении (будь оно религиозного или политического происхождения - провести здесь грань иной раз бывает трудно) можно сказать, что оно не столько борется за то, чтобы уничтожить идейную базу противника, сколько за то, чтобы провести свои собственные идеи. Но благодаря этому борьба получает не столько оборонительный, сколько наступательный характер. Цель борьбы устанавливается тут легко: эта цель будет достигнута, когда собственная идея победит. Куда труднее сказать, что идея противника уже окончательно побеждена и победа над ней окончательно гарантирована. Установить момент, когда именно эта последняя цель может считаться достигнутой, всегда очень нелегко. Уже по одному этому наступательная борьба за собственное миросозерцание всегда будет вестись более планомерно и с большим размахом, нежели оборонительная борьба. В этой сфере, как и во всех областях, наступательная тактика имеет все преимущества перед оборонительной. Но насильственная борьба, ведущаяся против определенных идей, непременно будет носить характер оборонительной борьбы лишь до тех пор, пока меч сам не станет носителем, провозвестником и пропагандистом нового идейного учения.

В итоге можно сказать так:

Любая попытка побороть определенную идею силою оружия потерпит поражение, если только борьба против упомянутой идеи сама не примет форму наступательной борьбы за новое миросозерцание. Лишь в этом случае, если против одного миросозерцания в идейном всеоружии выступает другое миросозерцание, насилие сыграет решающую роль и принесет пользу той стороне, которая сумеет его применить с максимальной беспощадностью и длительностью.

Но именно этого до сих пор не хватало в той борьбе, какая велась против марксизма. Вот почему борьба эта и не привела к успеху.

Этим же объясняется и то, что и бисмарковский исключительный закон против социалистов в конце концов не привел к цели и не мог привести к ней. Бисмарку тоже не хватало платформы нового миросозерцания, за торжество которого можно было бы вести всю начатую борьбу. Этой роли не могли сыграть более чем жидкие лозунги: «тишина и порядок», «авторитет государства» и т. п. Только безыдейные чиновники и глупенькие «идеалисты» поверят, что люди пойдут на смерть во имя этаких, с позволения сказать, лозунгов.

Для успешного проведения начатой Бисмарком кампании не хватало идейной носительницы всей этой кампании. Вот почему и само проведение своего законодательства против социалистов Бисмарк вынужден был поставить в известную зависимость от того учреждения, которое само уже является порождением марксистского образа мыслей. Судьей в своем споре с марксистами Бисмарк вынужден был сделать буржуазную демократию, но это и означало - пустить козла в огород.

Все это логически вытекало из того, что в борьбе против марксизма отсутствовала другая противоположная идея, которая обладала бы такой же притягательной силой. В результате всей кампании Бисмарка против социалистов получилось одно только разочарование.

Ну, а в начале мировой войны разве в этом отношении обстановка была другой? К сожалению, нет!

Чем больше я в ту пору задумывался над необходимостью резкой и решительной борьбы правительства против социал-демократии как воплощения современного марксизма, тем яснее становилось мне, что никакой идейной замены этого учения у нас как раз и нет. Что могли мы тогда дать массам для того, чтобы сломить социал-демократию? У нас не было никакого движения, способного повести за собою громадные массы рабочих, которые только что в большей или меньшей степени освободились из-под влияния своих марксистских вождей. Совершенно нелепо и более чем глупо думать, что интернациональный фанатик, только что покинувший ряды одной классовой партии, тут же согласится войти в ряды другой, тоже классовой, но буржуазной партии. Как это ни неприятно будет услышать различным организациям, а ведь приходится сказать, что наши буржуазные политики тоже целиком отстаивают классовый характер организаций - только не чужих, а своих. Кто решится отрицать этот факт, тот не только наглец, но и глупый лжец.

Остерегайтесь вообще считать широкую массу глупее, нежели она есть в действительности. В политических вопросах правильный инстинкт нередко означает больше, нежели разум. Нам возразят, быть может, что интернационалистские настроения масс доказывают ведь прямо обратное и опровергают наше мнение о верных инстинктах народа. На это мы возразим, что ведь демократический пацифизм ни капельки не менее нелеп, а между тем носителями этого «учения» обыкновенно являются представители имущих классов. До тех пор пока миллионы буржуа продолжают каждое утро читать демократические газеты и молиться на них, представителям наших имущих классов не к лицу смеяться над глупостью «товарищей». В конце концов и у рабочих и у этих буржуа идейная «пища» более или менее одинакова - и те и другие питаются гадостью.

Очень вредно отрицать факты, которые существуют. Невозможно отрицать тот факт, что в борьбе классов дело идет не только об идейных проблемах. Это часто утверждают, в особенности в предвыборной борьбе, но это тем не менее ничего общего не имеет с истиной. Сословные предрассудки одной части нашего народа, отношение к рабочему физического труда сверху вниз - все это к сожалению реальные факты, а вовсе не фантазии лунатиков.

Наша интеллигенция к сожалению даже не задумывается над тем, как же это случилось, что мы не сумели избегнуть упрочения марксизма. Она еще меньше задумывается над тем, что раз наши прекрасные порядки не сумели помешать марксизму упрочиться, то нельзя будет так легко наверстать потерянное и выкорчевать его. Все это далеко не говорит в пользу больших мыслительных способностей нашей интеллигенции.

Буржуазные (как они сами себя называют) партии никогда не сумеют просто перетянуть в свой лагерь «пролетарские» массы. Ибо здесь противостоят друг другу два мира, разделенные частью искусственно, а частью и естественно. Взаимоотношения этих двух миров могут быть только взаимоотношениями борьбы. Победа же в этой борьбе неизбежно досталась бы более молодой партии, т. е. в данном случае марксизму.

Начать борьбу против социал-демократии в 1914 г. было конечно можно; но пока на деле не нашлось серьезной идейной замены этому движению, борьба эта не могла иметь солидной почвы и не в состоянии была дать хороших результатов. Тут мы имели громадный пробел.

Это мнение сложилось у меня уже задолго до войны. И именно поэтому я не мог решиться вступить в какую бы то ни было из уже существующих партий. События мировой войны еще больше укрепили меня в том мнении, что по-настоящему провести борьбу против социал-демократии нет никакой возможности, пока мы не можем ей противопоставить движение, которое представляло бы собою нечто большее, чем обычная «парламентарная» партия.

В кругу моих близких товарищей я не раз высказывался в этом смысле.

Именно в связи с этим у меня и возникла первая мысль когда-нибудь все-таки заняться политикой.

Это и дало мне повод не раз в небольших кружках друзей говорить о том, что по окончании войны я постараюсь стать оратором, сохранив свою старую профессию.

Об этом я думал все время и, как оказалось, не зря.

ГЛАВА VI
ВОЕННАЯ ПРОПАГАНДА

Начав все глубже вникать во все вопросы политики, я не мог не остановить своего внимания и на проблемах военной пропаганды. В пропаганде вообще я видел инструмент, которым марксистско-социалистические организации пользуются мастерски. Я давно уже убедился, что правильное применение этого оружия является настоящим искусством и что буржуазные партии почти совершенно не умеют пользоваться этим оружием. Только христианско-социальное движение, в особенности в эпоху Люэгера, еще умело с некоторой виртуозностью пользоваться средствами пропаганды, чем и обеспечивались некоторые его успехи.

Но только во время мировой войны стало вполне ясно, какие гигантские результаты может дать правильно поставленная пропаганда. К сожалению и тут изучать дело приходилось на примерах деятельности противной стороны, ибо работа Германии в этой области была более чем скромной. У нас почти полностью отсутствовала какая бы то ни было просветительная работа. Это прямо бросалось в глаза каждому солдату. Для меня это был только лишний повод глубже задуматься над вопросами пропаганды.

Досуга для размышлений зачастую было более чем достаточно. Противник же на каждом шагу давал нам практические уроки.

Эту нашу слабость противник использовал с неслыханной ловкостью и поистине с гениальным расчетом. На этих образцах военной пропаганды противника я научился бесконечно многому. Те, кому сие по обязанности ведать надлежало, меньше всего задумывались над прекрасной работой противника. С одной стороны, наше начальство считало себя слишком умным, чтобы чему бы то ни было учиться у других, а с другой стороны, не хватало и просто доброй воли.

Да была ли у нас вообще какая бы то ни было пропаганда?

К сожалению, я вынужден ответить на этот вопрос отрицательно. Все, что в этом направлении предпринималось, было с самого начала настолько неправильно и никудышно, что никакой пользы принести не могло, а зачастую приносило прямой вред.

Наша «пропаганда» была по форме непригодной, а по существу совершенно шла вразрез с психологией солдата. Чем больше мы присматривались к постановке пропаганды у нас, тем больше мы в этом убеждались.

Что такое пропаганда - цель или средство? Уже в этом первом простом вопросе наше начальство совершенно не разбиралось.

На деле пропаганда есть средство и поэтому должна рассматриваться не иначе, как с точки зрения цели. Вот почему форма пропаганды должна вытекать из цели, ей служить, ею определяться. Ясно также, что в зависимости от общих потребностей цель может изменяться и соответственно должна изменяться также и пропаганда. Цель, стоявшая перед нами в мировой войне, за достижение которой мы вели нечеловеческую борьбу, представляла собою самую благородную цель, какая когда-либо стояла перед людьми. Мы вели борьбу за свободу и независимость нашего народа, за обеспеченный кусок хлеба, за нашу будущность, за честь нации. Вопреки обратным утверждениям, честь нации есть нечто реально существующее. Народы, не желающие отстаивать свою честь, раньше или позже потеряют свою свободу и независимость, что, в конце концов, будет только справедливо, ибо дрянные поколения, лишенные чести, не заслуживают пользоваться благами свободы. Кто хочет оставаться трусливым рабом, тот не может иметь чести, ибо из-за нее ему неизбежно придется входить в столкновения с теми или другими враждебными силами.

Участие в Первой мировой войне привило Гитлеру ту тягу к военной организации, которая позже, уже после поражения Германии, восстанавливалась им в неофициальных вооруженных структурах. На фотографии Гитлер участвует в церемонии освящения штандартов партийных военизированных организаций (в данном случае НСКК).

Немецкий народ вел борьбу за человеческое существование, и цель нашей военной пропаганды должна была заключаться в том, чтобы поддержать эту борьбу и содействовать нашей победе.

Когда народы на нашей планете ведут борьбу за свое существование, когда в битвах народов решаются их судьбы, тогда все соображения о гуманности, эстетике и т. п. конечно отпадают. Ведь все эти понятия взяты не из воздуха, а проистекают из фантазии человека и связаны с его представлениями. Когда человек расстается с этим миром, исчезают и вышеупомянутые понятия, ибо они порождены не самой природой, а только человеком. Носителями этих понятий являются только немногие народы или, лучше сказать, немногие расы. Такие понятия как гуманность или эстетика исчезнут, если исчезнут те расы, которые являются творцами и носителями их.

Вот почему, раз тот или другой народ вынужден вступить в прямую борьбу за само существование на этом свете, все подобного рода понятия сразу получают только подчиненное значение. Раз понятия эти идут вразрез с инстинктом самосохранения народа, которому теперь приходится вести такую кровавую борьбу, они не должны более играть никакой сколько-нибудь решающей роли в определении форм борьбы.

Уже Мольтке сказал относительно гуманности, что во время войны наиболее гуманным является - как можно скорее расправиться с врагом. Чем беспощаднее мы воюем, тем скорее кончится война. Чем быстрее мы расправляемся с противником, тем меньше его мучения. Такова единственная форма гуманности, доступная во время войны.

Когда же в таких вещах начинают болтать об эстетике и т. п., тогда приходится ответить только так: раз на очередь становятся вопросы о самом существовании народа, то это освобождает нас от всяких соображений о красоте. Самое некрасивое, что может быть в человеческой жизни, это ярмо рабства. Или наши декаденты находят, быть может, очень «эстетичной» ту судьбу, которая постигла наш народ теперь? С господами евреями, в большинстве случаев являющимися изобретателями этой выдумки об эстетике, можно вообще не спорить.

Но если эти соображения о гуманности и красоте перестают играть реальную роль в борьбе народов, то ясно, что они не могут больше служить и масштабом пропаганды.

Во время войны пропаганда должна была быть средством к цели. Цель же заключалась в борьбе за существование немецкого народа. Критерий нашей военной пропаганды мог таким образом определяться только вышеназванной целью. Самая жестокая форма борьбы являлась гуманной, если она обеспечивала более быструю победу. Любая форма борьбы должна была быть признана «красивой», если она только помогала нации выиграть бой за свободу и свое достоинство.

В такой борьбе на жизнь и смерть это был единственный правильный критерий военной пропаганды.

Если бы в так называемых решающих инстанциях господствовала хоть какая-нибудь ясность в этих вопросах, наша пропаганда никогда не отличалась бы неуверенностью в вопросах формы. Ибо пропаганда является тем же орудием борьбы, а в руках знатока этого дела - самым страшным из орудий.

Другой вопрос решающего значения был следующий: к кому должна обращаться пропаганда? К образованной интеллигенции или к громадной массе малообразованных людей.

Нам было ясно, что пропаганда вечно должна обращаться только к массе.

Для интеллигенции или для тех, кого ныне называют интеллигентами, нужна не пропаганда, а научные знания. Как плакат сам по себе не является искусством, так и пропаганда по содержанию своему не является наукой. Все искусство плаката сводится к умению его автора при помощи красок и формы приковать к нему внимание толпы.

На выставке плакатов важно только то, чтобы плакат был нагляден и обращал на себя должное внимание. Чем более плакат достигает этой цели, тем искуснее он сделан. Кто хочет заниматься вопросами самого искусства, тот не может ограничиться изучением только плаката, тому недостаточно просто пройтись по выставке плаката. От такого человека надо требовать, чтобы он занялся основательным изучением искусства и сумел углубиться в отдельные крупнейшие произведения его.

То же в известной степени можно сказать относительно пропаганды.

Задача пропаганды заключается не в том, чтобы дать научное образование немногим отдельным индивидуумам, а в том, чтобы воздействовать на массу, сделать доступным ее пониманию отдельные важные, хотя и немногочисленные факты, события, необходимости, о которых масса до сих пор не имела и понятия.

Все искусство тут должно заключаться в том, чтобы заставить массу поверить: такой-то факт действительно существует, такая-то необходимость действительно неизбежна, такой-то вывод действительно правилен и т. д. Вот эту простую, но и великую вещь надо научиться делать самым лучшим, самым совершенным образом. И вот, так же как в нашем примере с плакатом, пропаганда должна воздействовать больше на чувство и лишь в очень небольшой степени на так называемый разум. Дело идет о том, чтобы приковать внимание массы к одной или нескольким крупным необходимостям, а вовсе не о том, чтобы дать научное обоснование для отдельных индивидуумов, и без того уже обладающих некоторой подготовкой.

Всякая пропаганда должна быть доступной для массы; ее уровень должен исходить из меры понимания, свойственной самым отсталым индивидуумам из числа тех, на кого она хочет воздействовать. Чем к большему количеству людей обращается пропаганда, тем элементарнее должен быть ее идейный уровень. А раз дело идет о пропаганде во время войны, в которую втянут буквально весь народ, то ясно, что пропаганда должна быть максимально проста.

Чем меньше так называемого научного балласта в нашей пропаганде, чем больше обращается она исключительно к чувству толпы, тем больше будет успех. А только успехом и можно в данном случае измерять правильность или неправильность данной постановки пропаганды. И уж во всяком случае не тем, насколько удовлетворены постановкой пропаганды отдельные ученые или отдельные молодые люди, получившие «эстетическое» воспитание.

Искусство пропаганды заключается в том, чтобы правильно понять чувственный мир широкой массы; только это дает возможность в психологически понятной форме сделать доступной массам ту или другую идею. Только так можно найти дорогу к сердцам миллионов. Что наше чересчур умное начальство не поняло даже этого, лишний раз говорит о невероятной умственной косности этого слоя.

Но если правильно понять сказанное, то отсюда вытекает следующий урок.

Неправильно придавать пропаганде слишком большую многосторонность (что уместно, может быть, когда дело идет о научном преподавании предмета).

Восприимчивость массы очень ограничена, круг ее понимания узок, зато забывчивость очень велика. Уже по одному этому всякая пропаганда, если она хочет быть успешной, должна ограничиваться лишь немногими пунктами и излагать эти пункты кратко, ясно, понятно, в форме легко запоминаемых лозунгов, повторяя все это до тех пор, пока уже не может быть никакого сомнения в том, что и самый отсталый из слушателей наверняка усвоил то, что мы хотели. Как только мы откажемся от этого принципа и попытаемся сделать нашу пропаганду многосторонней, влияние ее сейчас же начнет рассеиваться, ибо широкая масса не в состоянии будет ни переварить, ни запомнить весь материал. Тем самым результат будет ослаблен, а может быть, и вовсе потерян.

Таким образом, чем шире та аудитория, на которую мы хотим воздействовать, тем тщательнее мы должны иметь в виду эти психологические мотивы.

Так например, было совершенно неправильно, что германская и австрийская пропаганда в юмористических листках все время пыталась представлять противника в смешном виде. Это было неправильно потому, что при первой же встрече с реальным противником наш солдат получал совершенно иное представление о нем, чем это рисовалось в прессе. В результате получался громадный вред. Солдат наш чувствовал себя обманутым, он переставал верить и во всем остальном нашей печати. Ему начинало казаться, что печать обманывает его во всем. Конечно это никак не могло укреплять волю к борьбе и закалять нашего солдата. Напротив, солдат наш впадал в отчаяние.

Военная пропаганда англичан и американцев, напротив, была с психологической точки зрения совершенно правильной. Англичане и американцы рисовали немцев в виде варваров и гуннов; этим они подготовляли своего солдата к любым ужасам войны.

Английский солдат благодаря этому никогда не чувствовал себя обманутым своей прессой. У нас же дело обстояло как раз наоборот. В конце концов наш солдат стал считать; что вся наша печать - «сплошной обман». Вот каков был результат того, что дело пропаганды отдали в руки ослов или просто «способных малых», не поняв, что на такую работу надо было поставить самых гениальных знатоков человеческой психологии.

Полное непонимание солдатской психологии привело к тому, что немецкая военная пропаганда стала образцом того, чего не надо делать.

А между тем уже у противника мы могли бы научиться в этом отношении очень многому. Нужно было только без предрассудков и с открытыми глазами наблюдать за тем, как в течение четырех с половиной лет, не ослабляя своих усилий ни на одну минуту, противник неустанно бил в одну и ту же точку с громадным для себя успехом.

Но хуже всего у нас было понято то, что является первейшей предпосылкой всякой успешной пропагандистской деятельности, а именно, что всякая пропаганда принципиально должна быть окрашена в субъективные цвета. В этом отношении наша пропаганда - и при том по инициативе сверху - так много грешила с первых же дней войны, что поистине приходится спросить себя: да полно, одной ли глупостью объяснялись эти вещи!?

Что сказали бы мы например по поводу плаката, который должен рекламировать один определенный сорт мыла, но который стал бы при этом проводить в массу ту мысль, что и другие сорта мыла довольно хороши.

В лучшем случае мы бы только покачали головой по поводу такой «объективности».

Задача пропаганды заключается, например, не в том, чтобы скрупулезно взвешивать, насколько справедливы позиции всех участвующих в войне сторон, а в том, чтобы доказать свою собственную исключительную правоту. Задача военной пропаганды заключается в том, чтобы непрерывно доказывать свою собственную правоту, а вовсе не в том, чтобы искать объективной истины и доктринерски излагать эту истину массам даже в тех случаях, когда это оказывается к выгоде противника.

Огромной принципиальной ошибкой было ставить вопрос о виновниках войны так, что виновата-де не одна Германия, но также-де и другие страны. Нет, мы должны были неустанно пропагандировать ту мысль, что вина лежит всецело и исключительно только на противниках. Это надо было делать даже в том случае, если бы это и не соответствовало действительности. А между тем. Германия и на самом деле не была виновата в том, что война началась.

Что же получилось в результате этой половинчатости.

Ведь миллионы народа состоят не из дипломатов и не из профессиональных юристов. Народ не состоит из людей, всегда способных здраво рассуждать. Народная масса состоит из людей, часто колеблющихся, из детей природы, легко склонных впадать в сомнения, переходить от одной крайности к другой и т. п. Как только мы допустили хоть тень сомнения в своей правоте, этим самым создан уже целый очаг сомнений и колебаний. Масса уже оказывается не в состоянии решить, где же кончается неправота противника и где начинается наша собственная неправота. Масса наша в этом случае становится недоверчивой, в особенности когда мы имеем дело с противником, который отнюдь не повторяет такой глупой ошибки, а систематически бьет в одну точку и без всяких колебаний взваливает всю ответственность на нас. Что же тут удивительного, если в конце концов наш собственный народ начинает верить враждебной пропаганде больше, чем нашей собственной. Беда эта становится тем горше, когда дело идет о народе, и без того легко поддающемся гипнозу «объективности». Ведь мы, немцы, и без того привыкли больше всего думать о том, как бы не причинить какую-нибудь несправедливость противнику. Мы расположены думать так даже в тех случаях, когда опасность очень велика, когда дело идет прямо об уничтожении нашего народа и нашего государства.

Нужды нет, что наверху это понимали не так.

Душа народа отличается во многих отношениях женственными чертами. Доводы трезвого рассудка на нее действуют Меньше, нежели доводы чувства.

Народные чувства не сложны, они очень просты и однообразны. Тут нет места для особенно тонкой дифференциации. Народ говорит «да» или «нет»; он любит или ненавидит. Правда или ложь! Прав или неправ! Народ рассуждает прямолинейно. У него нет половинчатости.

Все это английская пропаганда поняла самым гениальным образом, поняла и - учла. У англичан поистине не было половинчатости, их пропаганда никаких сомнений посеять не могла.

Английская пропаганда прекрасно поняла примитивность чувствований широкой массы. Блестящим свидетельством этого служит английская пропаганда по поводу «немецких ужасов». Этим путем англичане просто гениально создавали предпосылку для стойкости их войск на фронтах даже в моменты самых тяжких английских поражений. Столь же превосходных для себя результатов достигали англичане своей неустанной пропагандой той мысли, что одни немцы являются виновниками войны. Чтобы этой наглой лжи поверили, необходимо было ее пропагандировать именно самым односторонним, грубым, настойчивым образом. Только так можно было воздействовать на чувство широких масс народа и только так англичане могли добиться того, что в эту ложь поверили.

Насколько действенной оказалась эта пропаганда, видно из того, что мнение это не только целых четыре года удержалось в лагере противника, но и проникло в среду нашего собственного народа.

Нет ничего удивительного в том, что нашей пропаганде судьба не сулила такого успеха. Уже внутренняя двойственность нашей пропаганды имела в себе зародыш импотентности. Само содержание нашей пропаганды с самого начала делало маловероятным, что такая пропаганда произведет должное впечатление на наши массы. Только бездушные манекены могли предполагать, что при помощи такой пацифистской водички можно вдохновить людей идти на смерть в борьбе за наше дело.

В результате такая несчастная «пропаганда» оказалась не только бесполезной, но и прямо вредной.

Даже если бы содержание нашей пропаганды было совершенно гениальным, все-таки она не могла бы иметь успеха, раз забыта главная, центральная предпосылка: всякая пропаганда обязательно должна ограничиваться лишь немногими идеями, но зато повторять их бесконечно. Постоянство и настойчивость являются тут главной предпосылкой успеха, как впрочем и во многом остальном на этом свете.

Как раз в области пропаганды меньше всего можно прислушиваться к эстетам или пресыщенным интеллигентам. Первых нельзя слушаться потому, что тогда в короткий срок и содержание и форма пропаганды окажутся приспособленными не к потребностям массы, а к потребностям узких кружков кабинетных политиков. К голосу вторых опасно прислушиваться уже потому, что, будучи сами лишены здоровых чувств, они постоянно ищут новых острых ощущений. Этим господам в кратчайший срок все надоедает. Они постоянно ищут разнообразия и совершенно неспособны хоть на минуту вдуматься в то, как чувствует простая безыскусственная толпа. Эти господа всегда являются первыми критиками. Ведущаяся пропаганда не нравится им ни по содержанию, ни по форме. Все им кажется слишком устаревшим, слишком шаблонным. Они все ищут новенького, разностороннего. Этакая критика - настоящий бич; она на каждом шагу мешает действительно успешной пропаганде, которая способна была бы завоевать подлинные массы. Как только организация пропаганды, ее содержание, ее форма начнут равняться по этим пресыщенным интеллигентам, вся пропаганда расплывается и потеряет всякую притягательную силу.

Серьезная пропаганда существует не для того, чтобы удовлетворять потребность пресыщенных интеллигентов в интересном разнообразии, а для того, чтобы убеждать прежде всего широкие массы народа. Массы же в своей косности всегда нуждаются в значительном промежутке времени, раньше чем они даже только обратят внимание на тот или другой вопрос. Для того же, чтобы память масс усвоила хотя бы совершенно простое понятие, нужно повторять его перед массой тысячи и тысячи раз.

Подходя к массе с совершенно различных сторон, мы ни в коем случае не должны менять содержание своей пропаганды и каждый раз должны ее подводить к одному и тому же выводу. Пропагандировать наш лозунг мы можем и должны с самых различных сторон. Освещать его правильность тоже можно по-разному. Но итог всегда должен быть один и тот же, и лозунг неизменно должен повторяться в конце каждой речи, каждой статьи и т. д. Только в этом случае наша пропаганда будет оказывать действительно единообразное и дружное действие.

Только в том случае, если мы будем самым последовательным образом с выдержкой и настойчивостью придерживаться этого, мы со временем увидим, что успех начинает нарастать, и только тогда мы сумеем убедиться, какие изумительные, какие прямо грандиозные результаты дает такая пропаганда.

И в этом отношении пропаганда противников была образцовой. Она велась с исключительной настойчивостью, с образцовой неутомимостью. Она посвящена была только нескольким, немногим, но важным идеям и была рассчитана исключительно на широкую народную массу. В течение всей войны противник без передышки проводил в массу одни и те же идеи в одной и той же форме. Он ни разу не стал хотя бы в малейшем менять свою пропаганду, ибо убедился в том, что действие ее превосходно. В начале войны казалось, что пропаганда эта прямо безумна по своей наглости, затем она начала производить только несколько неприятное впечатление, а в конце концов - все поверили ей. Спустя четыре с половиной года в Германии вспыхнула революция и что же? Эта революция почти все свои лозунги позаимствовала из арсенала военной пропаганды наших противников.

Еще одно отлично поняли в Англии: что успех пропаганды в сильной степени зависит еще от массового ее применения; англичане не жалели никаких денег на пропаганду, памятуя, что издержки покроются сторицей.

В Англии пропаганда считалась орудием первого ранга. Между тем у нас в Германии пропаганда стала занятием для безработных политиков и для всех тех рыцарей печального образа, которые искали теплых местечек в тылу.

Вот чем объясняется тот факт, что и результаты нашей военной пропаганды равнялись нулю.

ГЛАВА VII
РЕВОЛЮЦИЯ

Военная пропаганда противников началась в нашем лагере уже с 1915 г. С 1916 г. она становится все более интенсивной, а к началу 1918 г. она уже прямо затопляет нас. На каждом шагу можно было ощущать отрицательные влияния этой ловли душ. Наша армия постепенно научилась думать так, как этого хотелось врагу.

Наши меры борьбы против этой пропаганды оказались никуда негодными.

Тогдашний руководитель армии имел и желание и решимость бороться против этой пропаганды всюду, где она проявлялась на фронте. Но, увы, для этого ему не хватало соответствующего инструмента. Да и с психологической точки зрения меры противодействия должны были исходить не от самого командования. Для того, чтобы наша контрпропаганда возымела свое действие, надо было, чтобы она шла из дому. Ведь именно за этот дом, ведь именно за наше отечество солдаты на фронте совершали чудеса героизма и шли на любые лишения в течение почти четырех лет.

И что же оказалось в действительности? Чем отозвалась родина, чем отозвался дом наш на всю эту возмутительную пропаганду противников?

Похожая информация.

Участие в войнах: Первая мировая война. Вторая мировая война
Участие в сражениях:

(Adolf Hitler) Фюрер Национал-социалистической немецкой рабочей партии с 1921 года, рейхсканцлер национал-социалистической Германии c 1933 года, рейхсканцлер и фюрер Германии с 1934 года, главнокомандующий (верховный) вооруженными силами Германии во Второй мировой войне

Адольф Гитлер родился в городе Браунау-на-Инне, Австрия, в семье таможенного чиновника. Отец Адольфа Алоис Гитлер был незаконнорожденным, и сначала носил фамилию матери Шикльгрубер, потом взяв фамилию мужа матери - Гитлер (по другой версии, Гютлер).

Молодой Гитлер учился плохо, так и не получил свидетельства об окончании школы. Два раза Гитлер тщетно пытался поступить в Венскую академию искусств. После смерти матери Гитлер окончательно переехал в Вену, надеясь заработать себе на жизнь. С 1909 по 1913 год он жил очень бедно, зарабатывая кое-какие деньги оформлением плакатов, рекламных открыток и т. д.

В 1913 году Адольф Гитлер сбежал в Мюнхен, спасаясь от призыва в армию. В следующем году он все-таки попал на медкомиссию, но был признан негодным к службе. После начала Первой мировой войны Гитлера потянуло в армию, и он записался добровольцем в 16-й Баварский резервный пехотный полк.

Военная служба из хмурого молодого человека сделала убежденного милитариста и националиста. Гитлер получил звание ефрейтора, он участвовал в боевых действиях и был четырежды отмечен боевыми наградами. После поражения Германии Гитлер не оставил полк, а оставался в нем до 1920 года, выступая в качестве политического осведомителя. В сентябре 1919 г. Гитлер вступил в Мюнхене в Немецкую рабочую партию (DAP), а в 1920 ушел из армии, чтобы полностью посвятить себя работе в партийном отделе пропаганды.

Это было время глубокого кризиса в Германии. Война, платежи и контрибуции победителям привели к гиперинфляции, обнищанию населения. Опасаясь усиления коммунистов, власти толерантно относились к усилению реваншистских организаций. Сориентировавшись в ситуации, Гитлер превратил Немецкую рабочую партию в Национал-социалистическую немецкую рабочую партию (NSDAP). В июле 1921 года Гитлер был избран председателем этой партии.

8 - 9 ноября 1923 г. Гитлер возглавил мюнхенский «Пивной путч», дерзкую попытку захватить власть в Баварии. Путч был подавлен, Гитлер был арестован и осужден за государственную измену на 5 лет тюрьмы. Отсидел Гитлер только 9 месяцев, во время которых написал свою книгу «Моя борьба»(« Mein Kampf »), где изложил политическую философию нацизма. В своей работе Гитлер объявил войну коммунистам и евреям, жалким либералам и возрождение расово чистой Германии. Он писал о Германии, которая поднимется и станет господствовать во всем мире, подчинит себе народы и государства, завоюет «жизненное пространство» для колонизации на востоке.

Вместе с мировым экономическим кризисом 1929 года и последующей депрессией для нацистской партии пришло новое время. Нацисты стали второй по величине фракцией в Рейхстаге. Параллельно с парламентской и политической работой, партия имела военизированные штурмовые отряды (SA), которые занимались физическим уничтожением политических противников.В январе 1933 года президент Гинденбург назначил Гитлера рейхсканцлером и тот в течение года добился установления в Германии диктатуры нацистов.

Поджог здания Рейхстага Гитлер использовал для запрещения деятельности коммунистической партии и арестов ее руководителей. В марте был принят закон о чрезвычайных полномочиях, который дал Гитлеру 4 года неограниченной диктаторской власти. Все политические партии, кроме NSDAP, были постепенно разогнаны. Деятели нацистской партии вытесняли из правительственных учреждений евреев, ставили государственные структуры под непосредственный контроль партии.

30 июня 1934 года Гитлер провел чистку собственных рядов («Ночь длинных ножей» ), физически уничтожив своих конкурентов и людей, которые могли быть для него опасны, в частности, Эрнста Рема, который стоял у истоков NSDAP и привел Гитлера в партию. 30 августа 1934 года умер Гинденбург, и Гитлер возложил на себя функции президента, взяв титул «фюрера» - высшего вождя «Третьего рейха».

Фюрер заменил штурмовые отряды SA на отделы охраны SS , поставив во главе их Генриха Гиммлера. Вместе с политической тайной полицией Gestapo, SS создали систему концентрационных лагерей, куда «депортировались» политические противники, евреи и другие «нежелательные» элементы. В 1935 году Гитлер ввел т. н. Нюрнбергские расовые законы, которые лишали германского гражданства людей еврейского происхождения.

Мировое сообщество игнорировало демонстративные нарушения нацистской Германией Версальского договора. Гитлер беспрепятственно вооружал страну. При технической и образовательной поддержке СССР были созданы танковые и воздушные войска, армия моторизировалась и оснащалась новейшим вооружением. 7 марта 1936 г. Адольф Гитлер ввел войска в Рейнскую демилитаризованную область и начал строительство 16 тысяч укреплений на 500 км границы с Нидерландами, Бельгией, Люксембургом и Францией, что заходили на 35-100 км вглубь.

Великобритания и Франция подталкивали германскую военную машину к наступлению на восток. В 1935 году Великобритания подписала с Германией военно-морской пакт. В 1936 г. Гитлер заключил союз с Бенито Муссолини - фашистским главой Италии. 11 марта 1938 г. ввел в Австрию 200-тысячную армию, которая до 13 марта захватила всю страну. В сентябре 1938 года с согласия Британии и Франции была разделена Чехословакия, Германия присоединила к себе западную ее часть (более развитую).

В марте 1939 года Гитлер потребовал от Литвы «Мемельский коридор» . Продолжались политические игры с Советским Союзом. 23 августа 1939 года СССР и Германия подписали договор о ненападении (Пакт Молотова-Риббентропа), содержавший в себе секретный протокол о разделе Польши и сфер влияния в Восточной Европе. 1 сентября Германия напала на Польшу. Западные страны объявили войну Германии, началась Вторая мировая война.

Польша пала уже в течение месяца. До июня 1940 года были оккупированы скандинавские страны. Франция продержалась две недели: с 25 мая по 5 июня. Англия сумела отразить нападение.

В апреле 1941 года немецкие войска захватили Югославию и Грецию.

22 июня 1941 года Германия напала на СССР. В декабре 1941 г. гитлеровские войска были остановлены под Москвой. В 1942 году немцам удалось продвинуться до Волги. 7 декабря 1941 года США объявили войну Японии и Германии.

Годы Второй мировой войны стали трагедией для миллионов людей, для народов, которые стали жертвами геноцида. Только в Германии в концентрационных лагерях погибло более 6 миллионов евреев. Гитлер планировал сплошное истребление наций евреев и цыган.

В 1943 году Советский Союз переломил ход войны. В Западной Европе был открыт второй фронт.

В июне (по другим данным, 20 июля) 1944 года группа офицеров-заговорщиков во главе с Клаусом фон Штауффенбергом, видя бесперспективность дальнейшей борьбы, совершила покушение на Гитлера. Они подложили в комнату, где шло совещание, портфель с бомбой. Гитлер чудом остался жив, но получил серьезную контузию и моральную травму.

В последние месяцы войны Адольф Гитлер руководил остатками войск из ставки, которая находилась в укрепленном подземном бункере. Когда советские войска захватили Берлин, Гитлер поспешно обвенчался со своей любовницей Евой Браун, после чего молодые покончили жизнь самоубийством. Тело диктатора так и не было опознано.